Алексей Толстой и его «эмигрантский» цикл

В конце 1921 года А. Толстой из Франции переезжает в Берлин, где примыкает к сменовеховской газете «Накануне» (первый номер вышел 26 марта 1922 г.). Сменовеховство было буржуазным по своей природе, чуждым большевизму течением. Его лидеры усматривали в новой экономической политике начало отступления большевиков, которое, по их мнению, должно было привести в России к торжеству норм демократии на западноевропейский манер. Такова была их стратегия. Однако тактика сменовеховцев состояла в поддержке большевиков, которые начали на глазах изумлённой Европы выводить страну из состояния, казалось бы, полной разрухи. Во всяком случае, выступления сменовеховцев расценивались в ту пору контрреволюционной эмигрантщиной как предательство. Идейные бои за рубежом вокруг сменовеховства достигли кульминации весной 1922 года, что было непосредственно связано с приходом Алексея Толстого в «Накануне».

Один из лидеров белой эмиграции, Н. В. Чайковский, обратился к А. Толстому с письмом, в котором требовал объяснений по поводу сотрудничества в газете, издававшейся, по его убеждению, «на деньги Москвы». В ответ писатель публикует 14 апреля 1922 года «Открытое письмо Н. В. Чайковскому» — замечательный документ отечественной общественной мысли 20‑х годов, выражающий подлинный патриотизм русского человека, принимающего революцию и желающего отдать свою энергию на возрождение любимой Отчизны. Письмом Чайковскому А. Толстой окончательно отрезал себя от эмиграции. Белоэмигрантская пресса открыла по его автору уничтожающий огонь. Ему было посвящено столько заметок, статей, памфлетов, рассказов, частушек, куплетов, что они могли бы составить целый том… Получал писатель и письма с угрозой физической расправы. Но ничто не могло свернуть его с избранного пути.

Советская Россия высоко оценила мужественный шаг писателя: письмо Чайковскому было перепечатано газетой «Известия». С этого времени контакты А. Толстого с Родиной, с молодой советской литературой постоянно крепнут. Весной 1922 года А. Толстой начал редактировать литературное приложение к «Накануне». В нём он опубликовал немало произведений советских писателей: М. Горького, К. Федина, Вс. Иванова, М. Булгакова, В. Катаева, С. Есенина, М. Слонимского и многих других. Эти произведения помогли зарубежному читателю понять, что в большевистской России начался новый прилив духовной жизни, что революция породила там новую литературу, перед которой раскрывались невиданные перспективы.

Конечно же, не случайно буржуазная советология пытается умалить значение мужественного шага А. Толстого. Один из её лидеров, небезызвестный Глеб Струве, решил попросту «не заметить» «Открытое письмо», словно его совсем и не было. Аргументированной критике позицию Г. Струве подвергает в своей монографии «Литература и идеологическая борьба» А. Беляев. Кстати, в насыщенной богатым фактическим материалом работе А. Беляева приводятся мнения других советологов, например. В. Александровой, рассматривающих берлинский период творчества писателя как весьма продуктивный и опровергающих тем самым доводы своего же коллеги Г. Струве[1].

Изменениям в мировоззрении А. Толстого, избавлению его от надклассовых иллюзий способствовали и события в Германии. Германия была тогда центром классовых битв в Европе. Ноябрьская революция 1918 года и крах империи Гогенцоллернов, образование Советов, расправа реакции над восстаниями рабочих в январе 1919 года и убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург, возглавлявших совсем ещё молодую коммунистическую партию,— вот те события, которые до основания сотрясали страну на глазах русского писателя.

При всей сложности и пестроте внутриполитической жизни Германии в сознании А. Толстого всё отчётливее прорисовывались две основные силы полярно-антагонистического характера — коммунисты и последователи фашизма. Пресса, в том числе и русская, отводила фашизму немало места, не подозревая, разумеется, масштабов социального зла, которое несла свастика всему миру.

В тексте выступления А. Толстого по случаю возвращения на Родину (август 1923 г.) мы находим совершенно недвусмысленное выражение сущности происходивших событий, понимание угрозы фашистской диктатуры:

«Фашизм, о котором каждого приезжающего всегда с большим любопытством расспрашивают в России,— явление, логически вытекающее из последствий войны». «Немецкий фашизм свиреп, мстителен и реакционен. Он не будет знать пощады. Он не простит Рура, Силезии и колоний… Сейчас немцам, настроенным фашистски, нечего больше терять — они страшны…». «Одновременно происходит усиление и увеличение лагеря коммунистов…»[2].