Алексей Толстой в «хождениях по мукам» четырех супружеств

Русский характер! Поди-ка опиши его… Рассказывать ли о героических подвигах? Но их столько, что растеряешься, – который предпочесть. Вот меня и выручил один мой приятель небольшой историей из личной жизни. Как он бил немцев – я рассказывать не стану, хотя он и носит золотую звездочку и половина груди в орденах. Человек он простой, тихий, обыкновенный, – колхозник из приволжского села Саратовской области. Но среди других заметен сильным и соразмерным сложением и красотой. Бывало, заглядишься, когда он вылезает из башни танка, – бог войны! Спрыгивает с брони на землю, стаскивает шлем с влажных кудрей, вытирает ветошью чумазое лицо и непременно улыбнется от душевной приязни».

Обложка сборника рассказов А. Н. Толстого. 1947 г.

Русские характеры он находил везде – у летчиков и танкистов, у артиллеристов и воинов стрелковых подразделений.

Писатель сделал вывод: «На войне, вертясь постоянно около смерти, люди делаются лучше, всякая чепуха с них слезает, как нездоровая кожа после солнечного ожога, и остается в человеке – ядро. Разумеется – у одного оно покрепче, у другого послабже, но и те, у кого ядро с изъяном, тянутся, каждому хочется быть хорошим и верным товарищем».

И далее представляет читателю героя рассказа Егора Дремова, с которым произошла большая беда…

«Во время Курского побоища, когда немцы уже истекали кровью и дрогнули, его танк – на бугре, на пшеничном поле – был подбит снарядом, двое из экипажа тут же убиты, от второго снаряда танк загорелся. Водитель Чувилев, выскочивший через передний люк, опять взобрался на броню и успел вытащить лейтенанта, – он был без сознания, комбинезон на нем горел. Едва Чувилев оттащил лейтенанта, танк взорвался с такой силой, что башню отшвырнуло метров на пятьдесят. Чувилев кидал пригоршнями рыхлую землю на лицо лейтенанта, на голову, на одежду, чтобы сбить огонь. Потом пополз с ним от воронки к воронке на перевязочный пункт…»

И дальше суть случившегося…

«Егор Дремов выжил и даже не потерял зрение, хотя лицо его было так обуглено, что местами виднелись кости. Восемь месяцев он пролежал в госпитале, ему делали одну за другой пластические операции, восстановили и нос, и губы, и веки, и уши. Через восемь месяцев, когда были сняты повязки, он взглянул на свое и теперь не на свое лицо. Медсестра, подавшая ему маленькое зеркальце, отвернулась и заплакала. Он тотчас ей вернул зеркальце.

– Бывает хуже, – сказал он, – с этим жить можно. – Но больше он не просил зеркальце у медсестры, только часто ощупывал свое лицо, будто привыкал к нему».

Аккуратно, через встречу с генералом, показано, как теперь выглядел красавец в прошлом, богатырь, Егор Дремов.

«То, что генерал во время разговора старался не глядеть на него, Егор Дремов отметил и только усмехнулся лиловыми, прямыми, как щель, губами».

Он добился возвращения в строй и получил отпуск на пятнадцать суток, чтобы долечиться дома. Вот тут-то и началось главное. Как показаться родителям в таком виде, как предстать перед невестой… Он остановился возле дома и, «глядя в окошечко на мать, понял, что невозможно ее испугать, нельзя, чтобы у нее отчаянно задрожало старенькое лицо».

И вот тогда-то и решил назваться другом Егора Дремова. А там поглядеть, что будет…

Далее сильное описание. Егор Дремов дома, за столом с родителями, кругом все родное, памятное с детства, а он не решается открыться, да и родители не узнали сына в этом танкисте с изуродованным лицом.

Он сам стал заложником своего решения…

«Чем дольше лейтенант Дремов сидел неузнаваемый и рассказывал о себе и не о себе, тем невозможнее было ему открыться, – встать, сказать: да признайте же вы меня, урода, мать, отец!.. Ему было и хорошо за родительским столом и обидно».

Но мать есть мать…

«…за ужином старший лейтенант Дремов заметил, что мать особенно пристально следит за его рукой с ложкой. Он усмехнулся, мать подняла глаза, лицо ее болезненно задрожало».

А наутро ожидало еще одно испытание…

«– Скажите, у вас в селе проживает Катя Малышева, Андрея Степановича Малышева дочь?

– Она в прошлом году курсы окончила, у нас учительницей. А тебе ее повидать надо?

– Сынок ваш просил непременно ей передать поклон».

И Катя прибежала. И снова тяжелая сцена…

«Она подошла близко к нему. Взглянула, и будто ее слегка ударили в грудь, откинулась, испугалась. Тогда он твердо решил уйти, – сегодня же».

А вот в полку все иначе – «боевые товарищи встретили его такой искренней радостью, что у него отвалилось от души то, что не давало ни спать, ни есть, ни дышать. Решил так, – пускай мать подольше не знает о его несчастье. Что же касается Кати, – эту занозу он из сердца вырвет».

Вот, казалось бы, и все… Но где же русский характер? Да вот он. Характер не только самого Егора Дремова, но его матери и… Впрочем, читаем дальше.

Недели через две пришло от матери письмо: