Алекси и Я

– Я вас приметил ещё пару месяцев назад, – рассказал мне Иван. – Вы не так давно появились в нашем Центре. И сразу обратили на себя внимание многих.

– Неужели? – не выражая никаких эмоций по этому поводу, спросила я. Просто потому что любой на моём месте сделал бы так же.

– Вы отличаетесь от обычных посетителей Центра. Всегда спокойны, сдержанны. И главное – вам не доставляет это никакого труда.

– Да, я весьма флегматична по натуре.

– Думаю, дело не только в этом. Есть что-то ещё.

Иван крутил из стороны в сторону чашку с кофе. Я сидела напротив и молча разглядывала его. Впервые мне было интересно смотреть в лицо человеку. Оно почти ничего не выражало. Иван был, как и я, спокоен. Но мне почему-то казалось, что он знает что-то важное и хочет мне об этом сообщить.

– Вы не любите находиться среди людей, – сказал он.

– Мне это не интересно, – пожала плечами. – Все разговоры об одном и том же. Кто в чём преуспел. Кому и как следует себя вести, чтобы что-то взамен получить. Я устала… от всего этого. Я не знаю, есть ли искренность в людях. И как отличить её от притворства. Люди ведь умеют притворяться и обманывать.

Зачем я вообще ему всё это говорю?

– Умеют, – подтвердил Иван. – И мне странно, что в вашем окружении нет по-настоящему близких людей. Вы ведь замужем?

– Достаточно давно.

– Однако вы не сблизились. Алина, простите мне мою наглость и это вторжение в вашу личную жизнь. Просто я вижу, что вы одиноки. Даже несмотря на то, что вас окружают люди.

– Откуда вы знаете?

– Это написано у вас на лице. Взгляд опустошенный.

Наверное, подумала я. По мне, ни один взгляд ничего не может рассказать о человеке. Мой терапевт и коуч иногда во время сеансов показывал фотографии разных людей. Он говорил: на каждой фотографии запечатлена эмоция. Её нужно распознать.

А как?

Ведь я понятия не имею, как выглядит человек, который чувствует радость. Или злость. Или любовь.

– Алина, я обидел вас? – Иван оказался чутким к моему настроению. – Если так – извините.

– Нет, что вы. Меня вообще сложно обидеть.

Захотелось уйти. Встать и направиться к выходу. А оттуда куда-нибудь подальше от этого места. Только не в Центр. Я не смогу сейчас заниматься. Мне становится тесно в груди. Ох, я, кажется, что-то чувствую!..

– Алина, вам опять плохо?

– Дайте руку, – попросила я.

Тёплая, слегка шершавая ладонь. Она способна согреть и поддержать. А ещё на неё можно опереться. Как жалко, что я не знала этого раньше. Когда я нуждалась в поддержке, от меня почему-то отворачивались. И тогда я объясняла это тем, что я, наверное, ужасно плохая и не заслуживаю внимания.

Мама задерживалась допоздна. Часы её службы давно закончились, а в коридоре по-прежнему не было слышно стука её каблуков. Я знала, что она придет не скоро. Ближе к ночи, когда, по её меркам, все давно уснут. Пьяный отец, одуревший от боли и обиды, что его предали, бросили. И девочка-подросток одиннадцати лет, которая чувствовала себя отвергнутой, лишённой поддержки и заботы. Я могла разогреть себе ужин, я могла сделать уроки, поиграть в куклы, почитать книжки. Но я не могла успокоить разбушевавшегося отца, который в очередной раз не обнаружив дома жены, принимался ломать мебель, выкидывать за порог её одежду, предметы туалета. В отчаянии он швырял об пол свои музыкальные инструменты, на которых некогда выводил потрясающие композиции. Он был музыкант от Бога. Но его сгубил алкоголь. А мать не пожелала это принять и стала уходить. Я догадывалась, что в её жизни появился кто-то ещё. Молодой женщине терять лучшие годы своей жизни возле спивающегося человека вовсе не хотелось. И она выбрала лучший для себя выход.

Для себя, но не для меня.

Было страшно. Очень страшно.

И обидно.

А потом стыдно за то, что не могла ничего изменить.

– Вы о чём-то задумались, – Иван вернул меня к реальности. – Это что-то, что причиняет вам боль.

– Откуда вы знаете?