Алексиада

Что касается меня, то с самих, как говорится, «порфирных пеленок» я встречалась со многими горестями и испытала недоброжелательство судьбы, если не считать за улыбнувшееся мне доброе счастье то обстоятельство, что родитель и родительница мои были императорами, а сама я выросла в Порфире. {55} В остальном, увы, были лишь волнения и бури. Орфей своим пением привел в движение камни, леса и вообще всю неодухотворенную природу, флейтист Тимофей[22], исполнив Александру воинскую мелодию, побудил македонца тотчас взяться за меч и щит. Рассказы же обо мне не приведут в движение вещи, не сподвигнут людей к оружию и битве, но они могут исторгнуть слезы у слушателей и вызвать сострадание не только у одухотворенного существа, но и у неодушевленной природы. Я скорблю по кесарю; его неожиданная смерть ранила меня в самую душу.

Все предыдущие горести можно сравнить с этим огромным несчастьем, как капли с Атлантическим океаном или волнами Адриатического моря. Более того, те горести, видимо, только предваряли скорбь: до меня как бы заранее доходили дым от печи огненной[23], жар этого несказанного пекла, пламень ежедневно пылающего страшного пожара. О невидимое, но испепеляющее пламя! Пламя, которое распространяется тайно, горит не истощаясь и иссушает сердце. Внешне кажется, что мы остаемся неопаленными, хотя пламя проникает до мозга костей, до самых глубин души. Однако, вижу я, чувства мои увели меня в сторону от предмета повествования: кесарь предстал передо мною, и скорбные воспоминания о кесаре влили в меня огромную скорбь.

Смахнув с глаз слезы и взяв себя в руки, я продолжу повествование и, как говорится в трагедии[24], буду иметь двойной повод для слез, в несчастье вспоминая о несчастьях. Ведь вести рассказ о таком императоре – значит вызвать воспоминания о добродетели этого великого человека и о его чудесных подвигах, а эти воспоминания исторгают у меня горячие слезы, и я рыдаю вместе со всей вселенной. Воспоминание о нем и рассказ о его царствовании для меня – источник слез, для других – напоминание о понесенной утрате. Итак[25], следует начать повествование о моем отце с того места, откуда это всего удобнее сделать, а удобнее всего оттуда, откуда мой рассказ будет наиболее ясным и соответствующим законам исторического сочинения.

Книга I

1. Мой отец, император Алексей, и до вступления на императорский престол принес большую пользу Ромейскому государству. Он начал службу еще при Романе Диогене[26]. Алексей был замечательный человек, своим бесстрашием превосходивший всех окружающих. В возрасте четырнадцати лет он стре-{56}мился принять участие в большой военной экспедиции против персов[27], которую предпринял император Диоген; в своем неудержимом стремлении Алексей разражался угрозами по адресу варваров и говорил, что в битве напоит свой меч их кровью. Таким воинственным был этот юноша. Однако самодержец Диоген не разрешил ему следовать за собой, ибо мать Алексея[28]переживала в то время глубокую скорбь: она оплакивала смерть своего первенца Мануила[29], совершившего во славу Ромейской державы великие и удивительные подвиги. Диоген не хотел лишить последнего утешения эту женщину, которая еще не знала, где ей похоронить первого сына, а уже отправляла на войну второго[30] и опасалась, как бы с юношей не случилось беды и смерть не настигла его в неведомом уголке земли. Поэтому Диоген заставил юношу Алексея вернуться к матери. Тогда, хотя и против воли, он был удален из рядов воинов[31], но пришло время, и перед ним открылся широкий простор для подвигов. И действительно, о мужестве Алексея свидетельствовали его успехи в борьбе с Руселем[32], которую он вел при императоре Михаиле Дуке[33] после низложения императора Диогена.

Этот кельт[34] был внесен в списки войска, но затем, чрезвычайно возгордившись своей счастливой судьбой, собрал вокруг себя значительные военные силы, в которые вошли частично его соплеменники, частично выходцы из различных других племен, и с этого времени превратился в грозного тирана[35]. В тот момент, когда ромейское владычество заколебалось, турки брали верх, а ромеи, как песок под ногами, отступали назад, Русель и напал на Ромейское государство. Русель обладал душой тирана, а тут печальное положение дел империи возбудило в нем стремление к тирании. Русель опустошил почти все восточные земли. И хотя на борьбу с ним были посланы многие полководцы, умудренные большим воинским опытом и прославившиеся мужеством, Русель взял верх над их многоопытностью. Русель то сам нападал, словно буря обрушиваясь на противника, то пользовался помощью турецких союзников. Не было возможности устоять перед его натиском: многие знатные люди оказались у него в плену, а их фаланги опрокинутыми.