Этой крепостью Элиссом и воспользовался самодержец Алексей для поддержки города Эпидамна. Он укрепил город Диррахий как со стороны реки Дримона, которая была судоходна, так и со стороны суши и доставил по морю и по суше все необходимое – провиант для воинов и жителей города, а также оружие и военное снаряжение.
Нужно рассказать и о Дримоне. Эта река берет начало в Лихнитском озере, которое на современном испорченном языке называется Охридским [1387]
и, спускаясь с Мокра, [1388] течет через сто каналов, называемых «стругами». [1389] Эти отдельные реки как бы через различные истоки ста потоками вытекают из озера, в дальнейшем не исчезают, а впадают в реку, протекающую у Девры, откуда и возникло название Дримон. [1390] Соединяясь друг с другом, они делают реку широкой и полноводной. Минуя крайние пределы Далмации, она течет к северу, затем поворачивает к югу и, дойдя до подножия Элисса, впадает в Адриатический залив. Вот что я хотела рассказать о расположении Диррахия и Элисса и о защищенности того и другого.Еще находясь в царственном городе, император узнал из писем дуки Диррахия о переправе Боэмунда и поспешил выступить из столицы. Дука Диррахия, человек неутомимый, не позволявший себе ни на минуту сомкнуть глаз, узнал, что Боэмунд переправился на равнину Иллирика, сошел с корабля и разбил лагерь; он призвал к себе «крылатого», как его называли, скифа [1391]
и через него сообщил самодержцу о переправе Боэмунда. Скиф застал самодержца, когда тот возвращался с охоты, подбежал к нему и, склонив голову, громогласно сообщил, что Боэмунд переправился. Все, кто там был, застыли на месте, оцепенев от одного имени Боэмунда. Но самодержец, человек мужественный и рассудительный, сказал, развязывая ремни башмаков: «Сейчас пойдем завтракать, а потом подумаем о Боэмунде».Книга XIII
1. Все мы были поражены тогда величием духа самодержца. Он же, хотя перед присутствовавшими и сделал вид, что беззаботно принял это известие, тем не менее в душе был очень взволнован. Он решил вновь выступить из Византия, хотя и знал, что на родине у него отнюдь не все в порядке. Несмотря на это, Алексей, уладив дела во дворце и в царственном городе, поручив охрану того и другого великому друнгарию флота евнуху Евстафию Киминиану и Никифору, сыну Декана, в первый день ноября первого индикта [1392]
выступил из Византия в сопровождении немногих спутников – людей, близких ему по крови – и остановился в пурпурной императорской палатке у стен Герания. [1393]Император испытывал опасения, что при его выходе богоматерь во Влахернах не явила обычного чуда. [1394]
Поэтому он задержался на четыре дня, а затем после захода солнца отправился вместе со своей госпожой назад и, скрытно войдя вместе с немногими спутниками в святой храм Богоматери, исполнил там обычные песнопения и усердно сотворил молитву. Затем, после того как свершилось обычное чудо, он с благими надеждами вышел из храма. На следующий день император отправился по направлению к Фессалонике и по прибытии в Хировакхи назначил Иоанна Таронита [1395] эпархом. Этот муж происходил из знатного рода, с детства был взят к императору и в течение долгого времени служил ему секретарем. Это был человек энергичного характера, знаток ромейских законов, хваливший декреты Алексея лишь в том случае, если они были достойны величия ума императора. [1396] Речь Иоанна была свободна, но, порицая, он не бранился без всякого стыда, а вел себя согласно тем наставлениям, которые дал диалектику Стагирит. [1397]Выступив оттуда, император стал одно за другим отправлять письма [1398]
дуке флота Исааку и тем, кто находился вместе с ним, – я имею в виду Эксазина – Дуку и Иалия. В этих письмах он призывал их постоянно быть начеку и отражать попытки переправиться из Лонгивардии к Боэмунду. Достигнув Места, Августа выразила желание вернуться во дворец, но самодержец заставил ее продолжать путь дальше. Они оба переправились через реку под названием Гебр и разбили палатки около Псилла. [1399] Император, уже избежавший одного покушения, чуть было не стал жертвой другого, если бы божественная рука не воспрепятствовала убийцам свершить свое дело.Некий муж, который по одной линии вел свой род от знаменитых Аарониев [1400]
(хотя он и был незаконнорожденным), стал подстрекать мятежные элементы к убийству самодержца. Своим тайным замыслом он поделился с братом Феодором – я не хочу говорить о том, были ли и другие мятежники посвящены в это дело. Во всяком случае для свершения убийства они наметили одного раба-скифа по имени Димитрий, хозяином которого был сам Аарон. Заговорщики полагали, что отъезд императрицы позволит им осуществить свой план, и скиф, воспользовавшись удобным случаем, вонзит меч в грудь императора, встретившись с ним в каком-нибудь закоулке или тайком подобравшись к спящему. Кровожадный Димитрий точил меч и готовил к убийству свою десницу.