Алекситимия

Потому ничего удивительного, что при таких сильных головных болях он не чувствовал боли, даже если прокусывал губу до крови.

Он сжался ещё сильнее, когда после нескольких секунд тишины, раздался ещё более невыносимый грохот. Поручень задрожал, металлический скрежет, когда за тот схватились, и раздалось несколько ударов, а после удивленный вскрик.

Даниил приоткрыл удивленно рот и распахнул глаза, все так же прижимая руки к ушам, глядя на одноклассника, который свалился с лестницы в нескольких метрах от него. Несколько бесконечно долгих секунд нависала оглушительная тишина. Даниилу казалось, что старая теория про эфир неожиданно подтвердилась, а воздух, все пространство вокруг него, пропитала загадочная субстанция, которая скручивалась в спирали, вращалась, напоминала небо на «Звездной ночи».

Но реальность навалилась на него, подобно, неподъёмному грузу. Он смотрел на валяющегося на полу и скулящего, подобно щенку, мальчишку. Он скатился с лестницы, упав в вековую пыль этого, практически, подвала, от чего белая рубашка, которую его мать любовно выглаживала, стала сероватой. С несколькими черноватыми особенно заметными пятнами. Правый рукав порвался и в ошметках ткани было видно тонкую, мальчишескую руку на которой уже расцветал продолговатый багрово-синий синяк с яркими точками кровоизлияния.

Когда его нога соскользнула с края ступеньки, он попытался схватиться за поручень, что тянулся вдоль лестницы, но рука лишь застряла между двумя металлическими жердями. Синяк, казалось, испепелял болью кожу. Обжигающе-горячая боль распространялась по руке, как будто он не ушиб её, а прислонился к раскаленному металлу.

Но более всего болела левая нога. Он слышал хруст и несколько секунд боли не было, а после она ударила по рецепторам, заставляя его хныкать, а слезы катились по ещё детскому личику, смывая пыль.

Он бессознательно тянулся к поврежденной ноге, подобно слепому котенку, шаря руками, но каждый раз их одергивал, начиная всхлипывать громче, когда чувствовал резкий, новый прилив боли или ощущал некую неправильность в своей конечности.

Его нога была неестественно повернута, что вызывало у Даниила кислый комок тошноты в горле, который он не мог проглотить. Штанину пробил белый, острый осколок кости, а вокруг него ткань уже пропиталась бурой кровью.

Кость поблескивала в тусклом освещении, покрытая то ли спекшейся кровью, то ли ошметками мышцы.

Даниила пробивала крупная дрожь, он смотрел на своего одноклассника, который потерял всю свою браваду, всхлипывал и постанывал. Хотя всегда был одним из организаторов всех шуток над ним. Всегда громко смеялся, бросался шуточками и задирал нос. Всегда первый на физкультуре, чтобы перепрыгнуть через козла или бросить ему в голову мяч, или чтобы запихать в его рюкзак петарды, а после громко смеяться, подобно лошади, от того как Даниил испугавшись дергается, отдергивая руку.

Сейчас Даниил сутулился, казалось, даже не дышал, не желая, чтобы его заметили. Но одноклассник все равно открыл глаза, затуманенные слезами и болью и прищурился, как будто не верил своим глазам или то, что он видел было очень размыто, подобно чему-то на дне мутноватого водоема.

Даниил вжался спиной в двери до боли, наверняка, завтра на торчащих лопатках появятся темные синяки.

– Цвирко, – всхлипнул мальчик, с шипением болезненно втягивая воздух, через сжатые зубы, – позови учителя. Помоги, помоги мне.

Даниил ещё сильнее вжался в двери, чувствуя, как острый край криво забитого гвоздя надавливает на кожу, в том месте тут же стало горячо, как будто выступившие капли крови были каплями лавы.

Он вжимал пальцы в предплечья, от чего кончики пальцев побелели, а на предплечьях наверняка останутся небольшие точки-синяки. Его зелено-коричневые глаза были широко распахнуты, а взгляд такой неосмысленный, что складывалось впечатление, что он совершенно слеп.

– Даня, – заныл мальчишка и Даниил дернулся, как будто его неожиданно ударили.

Он никогда не называл его Даней, он никогда даже по имени не называл. Всегда Цвирко, если не что-то похуже. Чаще всего это обидные, полуцензурные прозвища.

Даниил аккуратно спустил ноги с ящика, все ещё обнимая себя, не сводя взгляда, широко распахнутых глаз, с одноклассника. Ему казалось, что его зрение в одно мгновение приобрело способность фотографировать увиденные картины и отпечатывать их в мельчайших деталях у него в голове.

Кровь, что пропитывала штанину, торчащая кость, пальцы, испачканные в крови и несколько полос размазанной крови на грязном полу. И полное страдания лицо.

Его одноклассник что-то продолжал говорить, но Даниил не слышал ничего кроме биения сердца в своих ушах.

Чтобы выйти ему нужно было пройти возле своего одноклассника, но одна мысль об этом как будто ушат холодной воды обливала его и вызывала крупную дрожь и холодный пот.