Алена и Аспирин

Лифт приехал на пятый этаж. Аспирин не успел пошевельнуться — Ирина нажала кнопку девятого.

— Я думала… нам надо поговорить. Я думала — это нормально, когда люди разговаривают.

Аспирин уныло подумал, что ошибся в ней. В женщинах он ценил прежде всего легкость — и при встречах, и при прощаниях. Они с Ириной доставили друг другу радость и разошлись по обоюдному — он так думал — согласию. Неужели она закатит сцену?!

Лифт приехал на девятый. Ирина, секунду поколебавшись, нажала кнопку с цифрой «два». И лифт снова поехал; Аспирин двумя руками удерживал тяжелую елку, ладони его были в смоле, иголки норовили ткнуться в щеку.

— Я понимаю, в твоем кругу… так, наверное, и делается. Когда люди, будто кошки… когда им все равно, вместе они или…

Она была очень красная. Ей было стыдно за каждое слово, но удержаться она уже не могла. Замкнутые в тесном пространстве, в компании огромной колючей елки, они ездили вверх и вниз, будто экипаж маленького, забытого и обреченного космического корабля.

— Я тебя презираю, Алеша. Мне бы хотелось, чтобы ты это знал.

Лифт приехал на второй. Ирина, всхлипнув, нажала кнопку девятого, спохватившись, выставила руку в дверь, и створки не сошлись. Ирина выскочила из лифта и кинулась по лестнице вверх. Аспирин, не думая, еще раз нажал почему-то кнопку девятого.

А через минуту, выгружая ель на своем этаже, он услышал, как внизу бранится консьержка тетя Света:

— Эй, кто там в лифте балуется?!

* * *

— Зачем это? — удивилась Алена.

Аспирин положил елку на пол в прихожей. Тут же о нее споткнулся. Чуть не упал, хотел поддать дерево ногой, но в последнюю минуту все-таки удержался.

— Что-то опять случилось?

— Ничего.

— Да ладно, я же вижу… Зачем ты елку приволок?

— Если тебе не нравится, выброси в окно, — сказал Аспирин и закрыл за собой дверь спальни-кабинета.

Пять минут было тихо. Потом Алена заиграла снова.

Он лег, не раздеваясь, и закрыл глаза. И через несколько минут провалился в параллельную реальность: ему казалось, что он лежит в спальне с зеленоватыми занавесками, и что на пыльном подоконнике несет вахту старая настольная лампа. И что Ирина спит рядом.

И он протянул к ней руку, счастливый, что все так хорошо разрешилось и не было, оказывается, тех суетливых дней, когда они считали друг друга чужими людьми. Рука провалилась в пустоту, но Аспирин не захотел просыпаться. Не открывая глаз, попробовал еще раз — дотянуться…

И пришел в себя.

Шторы были серые, комната — другая, никакой лампы не было в помине. Полоска света выбивалась из-под двери.

Щурясь, он выбрался в коридор: по всей квартире пахло хвоей, и елка не валялась, связанная, на полу в прихожей. Она стояла в гостиной в большом ведре, огромная, влажная, и занимала собой чуть не полкомнаты.

Под елкой сидел на расстеленной наволочке Мишутка. Глядел на Аспирина.

— Где у тебя игрушки хранятся? — Алена впервые за много дней казалась довольной. — В смысле, елочные?

Аспирин показал ей картонный ящик, затерянный в глубине шкафа, перекочевавший еще с родительской квартиры, не открывавшийся минимум лет десять. Алена стерла с картонки пыль и подняла крышку. На свет один за другим стали появляться сосульки и шарики; у Алены порозовели щеки. Она разглядывала блестящие штучки и строила рожи своему смешному отражению, потом отыскала красный с блестками колпак и напялила на Мишутку — словом, вела себя, как и положено девочке, впервые открывшей ящик с елочными игрушками. Аспирин невольно вспомнил, как и сам сиживал перед этим ящиком, перебирая сокровища, предвкушая праздник. А рядом, на полу или на диване, сидели отец или мама. Или оба вместе; Аспирину казалось, еще секунда — и ощущение детства повторится. Еще мгновение…

— Вы поругались с Ириной? — ни с того ни с сего спросила Алена, и наваждение рассеялось. Воспоминания ушли.

— Почему ты так решила?

— Мне показалось.

— Мы не ругались. Просто, знаешь ли, у взрослых бывают сложные взрослые проблемы, отношения…

— Ну ты же с ней спал, — со снисходительной улыбкой сообщила Алена. — Вам обоим нравилось. Почему же вы расстались?

Аспирин выронил сосульку, и она разбилась. Шипя и ругаясь сквозь зубы, он побрел на кухню за веником.

Алена опередила его — явилась с пылесосом. Он смотрел, как она вычищает ковер — и заодно диван, и пространство под музыкальным центром.

— Мы с Ириной чужие люди, — сказал он, когда пылесос наконец замолчал. — А кроме того…

Алена подняла крышку пианино. Взяла аккорд. Аспирин вздрогнул.

— А кроме того, тебе и так хорошо, Лешенька. Ты стильный, веселый, популярный, уверенный в себе. К тебе до старости будут липнуть женщины — ни в бабках, ни в бабах недостатка не будет. Зачем тебе распахивать землю, поливать и полоть, и собирать урожай, если ты можешь пойти на карнавал — и тебя засыплют сладкими плодами с головы до ног?

Ее руки порхнули над клавишами. Пробежала мелодия, будто белка, прыг — и нету, только ветки качаются.

— Кучеряво выражаешься, — выдавил Аспирин.

— Но по сути — верно?

— А тебе-то что?

— Ничего, — она пожала плечами.

— Ну так и заткнись!