Алена и Аспирин

Аспирин заперся в ванной. Долго разглядывал себя. На левой щеке кровоточили зарубки-царапины, всего четыре штуки. Еще одна царапина на шее – длинная, но неглубокая. Ухо раздулось. Вокруг глаза наливался синяк. На плече кровоточила ссадина. Все это было сущими пустяками, если вспомнить участь несчастных бомбил…

– Не плачь. Я знаю, тебе больно. Но я с тобой. Все будет хорошо…

Он приоткрыл дверь ванной.

Алена сидела на кухне, на коленях у нее лежал медведь, в руке была иголка с ниткой. Алена шила сосредоточенно, как хирург, ласково приговаривала:

– Потерпи. Ничего не будет заметно. Я хорошо зашью. И следа не останется.

Аспирина передернуло. Он снова заперся и сел на край ванны.

Все равно, кто она такая, ведьма или пришелица из космоса. Все равно, кто онотакое – оборотень или киборг-трансформер. Аспирину теперь надо бежать, бежать во все лопатки, но только неясно, далеко ли он сможет уйти…

Минут через пятнадцать в дверь постучали.

– Чего? – спросил Аспирин.

– Мне надо помыться, – сказала Алена. – Пусти меня, пожалуйста.

– А если не пущу? Он выломает дверь?

– Если не пустишь, я умоюсь на кухне, – сказала Алена после паузы. – Мне не так много от тебя надо. Не трясись.

– Я трясусь?!

Он открыл дверь. Алена стояла перед ним – мокрая, перепачканная землей, жалкая, с неумолимым блеском в голубых глазах. Мишутка покоился у нее на руках, смотрел пластмассовыми зенками.

– Мойся, – сказал Аспирин сквозь зубы. – Чтобы тебя смыло.

Алена не ответила.

Аспирин нашел в баре бутылку армянского коньяка, страшно дорогого, припасенного на праздник. Распечатал и отхлебнул. Показалось мало; он лег, пачкая простыни кровью, которая все сочилась, не переставая. Отхлебнул еще.

Подумалось: а может, сожрать пачку снотворного, заглотать коньяком и – бултых в постельку?

– Чтоб тебя смыло в канализацию к чертям собачьим, – сказал он, слушая шум воды в ванной. – Дождешься, я спалю хату вместе с твоим… Хата застрахована… а он – нет!

Он засмеялся, довольный такой удачной мыслью. Представил, как обливает дом изнутри бензином и бросает спичку, и уходит, заперев снаружи бронированную дверь…

…И как эта дверь сносится с петель – изнутри. Нет, так не пойдет, надо сразу – мощным взрывом…

Вспомнилась мертвая собака в подворотне. Вот именно так – разорвать пополам…

Он поднялся, полез в письменный стол, отыскал свой иностранный паспорт. Визу надо делать заново.

При большом скоплении людей эта тварь не решится на него напасть. А если решится – будут свидетели. Тогда Асперина не упекут в сумасшедший дом, если он расскажет всю правду…

Всю правду?

Морщась, преодолевая боль, он сел к столу и включил ноутбук.

Пятница

Он не знал, спала Алена в эту ночь или нет. В половине четвертого утра, когда он решил выпить кофе, кухня оказалась пустой – и это было как нельзя кстати, потому что находиться в одном помещении с двумя крайне неприятными тварями Аспирин не желал.

Он наполнил термос и унес к себе в спальню-кабинет – чтобы прихлебывать без отрыва от производства. Он наливал в чашку кофе и разбавлял коньяком, отпивал – и разбавлял снова, отпивал еще – доливал коньяком, и так до тех пор, пока в чашке почти не оставалось кофе. Тогда Аспирин начинал доливать из термоса, отхлебывать и доливать, пока процентное содержание коньяка не уменьшалось катастрофически и Аспирин не начинал мерзнуть. Его колотила дрожь – от кофе, или от стресса, а может, от вдохновения. К шести часам текст был готов – огромная, почти на авторский лист, исповедь некоего Алексея Г., преследуемого инфернальной девочкой и медведем-убийцей. Доведенный до отчаяния человек догадывался, что ему никто не поверит, и потому не сообщел в редакцию своего настоящего имени – боялся, что соседи узнают и назовут сумасшедшим…

Аспирин перечитал статью, выправил несколько слов и остался очень доволен собой – профессионализм, мать его, не пропьешь. Выхлебал остатки кофе из термоса; его мутило. Лег на постель, укрылся с головой и на минутку закрыл глаза. Когда он поднял голову, на часах было одиннадцать утра.

На кухне позвякивали посудой.

Аспирин помнил все и ни на секунду не позволил себе надежды на «А вдруг приснилось?». Ухо болело даже сильнее, чем вчера. Голова казалась много тяжелее туловища и норовила перевесить. Аспирин потянулся за телефоном и позвонил в редакцию «Запретной правды».

Авторитет, какой-никакой, у «Доктора Аспирина» был – его сразу соединили с шефом.

– Приноси, – сказал шеф.

– Через час, – сказал Аспирин. – Раньше не выйдет.

Распрощавшись с редактором, он с третьей попытки встал. Посмотрел в зеркало. Вздохнул.

Есть не хотелось. Только пить. Воды, а не кофе. И еще хотелось курить, но пачка была пуста, и тошнотворно воняла пепельница.

Он поставил «письмо» распечатываться и вышел из комнаты, как космонавт на чужую планету. Алена была на кухне – он слышал шаги, тихий шелест газеты, звяканье вилки о тарелку. Со щелчком выключился электрический чайник.

Пахло яичницей.