Аленка, Настя и математик

–– Ну-ка сядь, –– отец, не подразумевая ничего сексуального, взял дрошу за плечо. Её словно шарахнуло. Чуть полноватая брюнеточка с торчащими сисечками, готовая по первому требованию подставить папаньке любую из своих умеренно тугих дырышек, буквально чуть не обкончалась от прикосновения. Это было похоже на то, когда электричка подкатывает к станции. Он слегка провел ладонью между дочкиными полупопиями.

 –– А сосочки, папа? Вот я их кручу.

Отец обнял девушку за голую грудь.

 –– Конечно, маленькие неопытные девочки занимаются, как правило, развратом перед сном; ночью, проснувшись, когда мама с папой (или с кем-нибудь ещё) занимаются своими делами, но больше всего им нравится заниматься этим утром, едва пробудившись. У каждой такой нимфетки, конечно, свой способ. –– По телу Вальки уже пробегали приятные волны, она хотела, чтобы отец её выебал, не распространяясь на умные темы. Однако вопрос был задан! –– Это всё школярство. —  Папаня продолжал лекцию, ненавязчиво гладя Валькино тело, трогая клиторок юницы. –– Объяснить тебе, как дрочит зрелая женщина? (Девочка кивнула, напряженно слушая речь отца. Она понимала, что получает сейчас важную информацию). –– Вот так… ––  Виталий Петрович любовался голеньким телом девочки, на котором следы от трусиков и лифчика были весьма слабыми –– она загорала, как правило, без них, расставляя ножки и позволяя солнцу ласкать себя. –– Сядь-ка… Кончить лежа и дурочка сумеет. Держи спинку прямо! Спинку держи! Вспомни, что говорила тебе Инесса Христофоровна, подкручивая винт табуретки, когда ты насиловала пианино. Главное –– позвоночник! Он должен быть прямой, будто ты палку проглотила!

Гм-м… Отец задумался: как-то двусмысленно прозвучало, не так ли?

Он начал вспоминать всех, кого ебал, начиная с самых развратных историй детства (Жаннка не в счет), приключения в колхозе –– а жизнь тогда была, прямо скажем, не лафа  –– за один трудодень не каждая комсомолка по разнарядке давала, в основном все ограничивалось кончаловом в ротик; письку позволяли познать лишь матерые крестьянки, да и то не всегда. О всяких там анальных сексах никто не слышал и слышать не хотел. Зато маленькие, совсем маленькие девчушки нисколько не стеснялись людей (да, тогда мужчины на селе были в дефиците); дело доходило до того, что они, нисколько не стесняясь да и даже не понимая в теории причин стеснения, по первой же буквально просьбе задирали бесстыдно юбки, широко расставляли ножонки, позволяя делать с ними не все, конечно, угодное, но многое –– со временем это начинало касаться и городских; они просто, попав в какую-то расслабляющую деревенскую среду просто начинали получать удовольствие от девичьей мастурбации и прочего онанизма  –– такого разврата, они, конечно, никогда не позволили бы себе дома. Так уж похабно устроена женская психика: стоит сменить обстановку, и телочка превращается в свинью. Потом она, как водится, угрызается совестью. Совершенно искренне, блядь. Она страдает, сука, на хуй. Не лучше ли забить на всю эту ботву и получить удовольствие, например, с маленькой девочкой –– да пусть даже и с родной дочерью, если она не только понимает толк в хуях, но и даже предпочитает вздувшейся пурпурной головке отца путь познания  –– изучение собственного тела, а? Что уж тут говорить о старших, когда влагалище просто горит. Известно –– щелка покрылась пухом, её не удержишь. И лучше уж пусть родные отцы растолковывают глупышкам, что к чему, нежели безмозглые дегегнераты!

В общем, мемуары Виталия Петровича не состоялись; что это, одернул он сам себя, ведь я собирался… ах да! Закончить и отшлифовать четырнадцатую главу, написать вчерне пятнадцатую, хотя бы в виде тезисов; и сделать некоторый замах на шестнадцатую. Это, впрочем, была уже программа-максимум. Но и минимума он не выполнил! Ведь загорелая дочь, дроча, давно стянувшая юбчонку и трусики, сидела перед ним и ждала серьезных отцовых инструкций.

–– Мастурбировать, кстати,  –– молвил он, –– если ты конечно, дрочишь для кого-то (например, для cебя), в принципе все равно, как и когда. Но вот если…–– папа замялся, ему хотелось шаркнуть ножкой и замочить что-нибудь куртуазное. –– Вот если ты хочешь сделать это эстетно… Надо делать сие красиво.

–– Да, папочка. –– Голая Валюшка вздернула подбородок, а потом резко опустила его в знак согласия. –– Так скажи, папа, как подрочить, чтоб тебе понравилось?

Виталий Петрович засмеялся. «Дочь моя, –– подумал он, –– до чего же мне хорошо, когда ты просто ласкаешь себя, онанируешь, мастурбируешь, делаешь себе приятное. Ведь я –– твой любящий отец, –– и то, что приятно тебе, вдвойне приятно мне. Мне нравится ебать тебя, спускать на тебя, ворочать хуем в твоем рту, ол********[cenzored]*****т,  когда ты солируешь без хора и бэк-вокала. Вот только ты просто дитя в этом вопросе; что ж, все вышесказанное –– удел зрелых женщин. Поучу-ка я тебя уму-разуму».

–– Дочь моя, раздвинь-ка пошире ножки.

–– Но, папочка, они и так раздвинуты!