Читаем Алеш и его друзья полностью

— Я буду осторожен, — пообещал я, — и тюрьмою — факт! — не кончу.

— Этого ты знать не можешь, — отрезала пожилая пани, — и я хочу, чтобы совесть моя была чиста. Ну, а чтоб ты не думал, будто я злая женщина, ладно. Я тебя выпущу, только сначала помоги мне с уборкой.

Вот тебе и раз! Я заскрипел зубами, только это не помогло. И пришлось пропылесосить всю квартиру старой колдуньи, вытереть пыль, вымыть окна да еще передвинуть половину мебели.

Она и пальцем не пошевельнула, — закурив виргинскую сигару, пани прохаживалась по квартире да командовала мной. Когда я был уже весь грязный и обессилевший от работы, пани Колоушкова отпустила меня — широко улыбнувшись и одарив конфетой от кашля.

Я открыл окно и по проводу влез обратно в нашу квартиру.

— Не бойся, я ничего вашим не скажу! — кричала мне вслед пани Колоушкова. — А если снова полезешь на улицу, закрою глаза!

Ничего себе утешение, подумал я с горечью и, хотя был довольно уставший, пропылесосил нашу квартиру и навел всюду порядок. По сравнению с каторжным трудом внизу это было почти развлечением.

Вечером папа сказал:

— Вот таким, Боржик, ты нам нравишься. Видать, ты принял наказание близко к сердцу.

А мама добавила:

— Завтра можешь снова пойти на улицу — один или с ребятами, как хочешь. Мы оценили твои старания.

Я ничего не ответил, но про себя подумал, что, наткнись Монте-Кристо во время своего бегства на колдунью вроде пани Колоушковой, из него никогда бы не вышло Монте-Кристо. Но поскольку на смену плохому приходит хорошее, мне торжественно вручили ключ от квартиры, и я утешал себя, что даже без всяких специальных тренировок одержу победу в троеборье и стану вожаком компании.

Это было такое прекрасное видение, и мне даже приснился сон об этом, он был так ярок, что я проснулся весь в поту на целый час раньше обычного.

В школе ребята удивлялись, что же я вчера не пришел на площадку, но раз уж я им однажды соврал, не так сложно сделать это вторично, и я высокомерно заявил, что ни в какой тренировке не нуждаюсь, потому и не пришел.

— Мы себе такую нагрузку дали… — прошептал мне на уроке музыки Ченда, потому что, когда поют, шептаться удобнее, — у меня все мышцы болят.

Я тоже чувствовал себя совсем разбитым, но вовсе не из-за тренировки. А впрочем, у меня тоже была тренировка, пусть невольная. Если я о чем-то и сожалел, так только о том, что не успел раскрыть тайну Руженкиного местожительства, но теперь уж поздно, после обеда мы и так все узнаем. Обыкновенно мы на переменках развлекаемся, но сегодня совсем другое дело. У меня было такое чувство, словно четверо бойких любимцев публики прощупывают друг друга перед важным чемпионатом.

— Интересно, что Руженка для нас придумала, — сказал Мирек возле школы.

Он выглядел озабоченным, справедливо полагая, что у нас двоих больше всего шансов на победу. А поскольку я молчал, он сделал еще одну попытку разговорить меня:

— У меня немного болит горло. У тебя, Боржик, ничего не болит?

— Нет, я в форме.

— Я тоже! — живо воскликнул Мирек. — Выиграем или ты, или я. Выходит, это просто справедливо, что мы оба в форме.

— Но у тебя же болит горло.

— Утром болело, — скорчил гримасу Мирек. — Я напился холодного молока. Теперь уже все в порядке.

На площадку мы пришли значительно раньше условленного и нетерпеливо высматривали судью.

Руженка примчалась минута в минуту.

— Привет бесстрашным бойцам! — крикнула она. — Вы готовы?

— Победа от меня не уйдет, — процедил сквозь зубы Мирек.

— Ха-ха, — засмеялся Ченда, — это мы еще посмотрим.

— Это мы еще посмотрим, — угрожающе повторил Алеш и толкнул Ченду животом так, что тот отлетел метра на два и чуть не свалил Руженку.

— Ну, без ссор, — решительно сказала Руженка. — Следует поторопиться, пока папа не вернулся домой.

— А где ты живешь?

— Это ведь сюрприз!

Мы ехали на трамвае, и Руженка шепнула, что будет болеть за меня, потому что только я один не задавака!

Когда мы приехали к Летенской равнине[5], Алеш увидел цирковой шатер и произнес:

— Смотрите-ка, тут цирк.

— Да, — улыбнулась Руженка, — и нам выходить.

Мы вылезли из трамвая и удивились: неужели Руженка живет на Летенской равнине? Но Руженка спокойно повела нас в цирк.

— Сейчас нас туда не пустят, — заметил Мирек, — чего дурака валяешь? Ты же говорила, нам следует поторопиться, пока отец не вернется домой, а теперь хочешь задержаться возле цирка?

— Вот именно! — Руженка загадочно улыбалась.

У входа в цирк мы попятились, но Руженка подтолкнула нас вперед и сказала сторожу в синей с золотом фуражке:

— Добрый день, пан Алоис. Это мои товарищи.

Пан Алоис не выказал ни малейшего удивления и шутливо отдал Руженке честь.

— Ну, братцы, — только и произнес Ченда.

— Чего уставились?! — засмеялась Руженка и повела нас прямо к цирковому шатру.

А потом открыла нам тайну. Она будет ходить в наш класс всего несколько недель, потому что ее отец — директор цирка и без конца ездит по всему миру, и поэтому она посещала уже множество школ.

— А нам что тут делать? — удивился Ченда.

— Я приготовила для вас троеборье.

Манеж был совершенно пустой и чуть затемненный.

— Видите вон те канаты? — кивнула Руженка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия / Детская литература