Альфа Большой Медведицы

– Нас, товарищи, пока ещё очень мало. Мало, ребята. Посмотрите, сколько ребятишек у нас в городе, сколько на всём Урале. На каждой улице ватага, друзья-приятели. А как они живут, что могут? Ну, в чижа играют да в разбойников. На пруд купаться бегают да из луков по грачам стреляют. А они ведь ребята замечательные. Все они про революцию знают, все за Советскую власть. Есть, конечно, буржуйские да купеческие детки, но про них мы пока не говорим. Про тех речь идёт, у кого отцы на заводах работают, у кого с колчаковцами воевали, нашу республику отстаивали. Разве эти ребята не хотят помочь Советской власти?

– Хотят! – выдохнул строй.

– Хотят, да толком не знают как. Потому что беганьем по улицам да игрушками революции не поможешь. Нужны красные отряды пролетарских ребят. Чтобы вместе со старшими наше боевое дело отстаивали. Ясно?

– Ясно!

– Вы сейчас – один отряд. А потом каждый из вас станет вожатым. И будет не один отряд, а сотня. Сотня только в нашем городе. А по стране зашагают тысячи и тысячи отрядов.

Ничего особенного не было в тот день, но запомнился Генке залитый мартовским солнцем двор, тополя с грачами и летящие тени облаков. И ребята, стоявшие тесным, еще неровным строем. Без формы, без знамени, без барабанов.

Потом появилась и форма, и знамя вручили в окружкоме. И два маленьких военных барабана принёс откуда-то Юра. Санька Черноскатов и Петька Бубенчиков вмиг напросились в барабанщики. Генка так не умел вперёд всех вылезать. Да и не хотелось ему барабанщиком быть. Вот если бы трубачом.

Дел в отряде было выше головы. Неграмотных рабочих с лесопилки надо грамоте научить. Газету надо к пасхе выпустить против попов. Представление про революцию для окрестных ребятишек устроить – тоже важное дело. Строем ходить надо научиться так, чтобы все завидовали, чтобы всем захотелось в пионеры. А когда все на субботник идут, отставать ведь тоже не годится.

С фабрики Генка ушёл. Юра Боровикин ему сказал:

– С осени в школу пойдёшь. А пока сам за книжками посиди. До лета. А летом, брат, будет одно дело.

Летом окружком решил организовать для отряда лагерь – походную школу будущих пионерских командиров. Достали несколько старых палаток, два котла, чтобы в лесу обеды варить. Старую шлюпку где-то для ребят раздобыли комсомольцы. Мальчишкам уже снились синие вечера у озера и жаркие костры…

Наступил последний вечер перед отъездом в лагерь. Генка забежал в клуб, чтобы проверить ещё раз, хорошо ли уложена палатка его звена, не забыл ли кто-нибудь принести из дома миску, кружку и ложку, у всех ли упакованы как надо заплечные мешки.

В клубе было пусто. Пионерская комната оказалась заперта. Генка нащупал в тайничке у косяка ключ, открыл дверь. Щёлкнул выключателем.

Всё имущество было сложено в одном углу и укрыто брезентом. Где же тут мешки и палатки третьего звена?

Генка откинул край брезента. Поверх палаточных тюков и свёртков из мешковины тускло блеснула медь.

Трубы!

Откуда?

Генка встал на колени, осторожно взял в руки горн. Такой же в точности, как у дяди Алексея. И мундштук не вынут.

Наверно, Юра достал трубы совсем недавно. И ничего не сказал. Кто же будет горнистом?

Если бы догадались дать трубу Генке! А как догадаются? Ведь никто же не знает, что он умеет играть. Самому попросить? Ни за что он на это не решится, не получается у него так, чтоб за себя просить. Ещё скажут, что похвастаться хочет. Вон Лёнька на скрипке играет, да и то не хвастается.

Генка выпрямился. Сердце стукнуло, но не мог он ничего с собой сделать.

«Только самую малость попробую.» Он прижал к губам мундштук и взял первую ноту.

Это был плавный и красивый сигнал «сбор командиров».

Казалось, весь двухэтажный дом притих от удивления. Генка передохнул, положил трубу под брезент, прислушался. Где-то в коридоре раздались шаги. Генка запер дверь, спрятал ключ. И сбежал по лестнице на улицу.

6

Спит лагерь. Тихо дышат в палатках мальчишки. Дышит в кустах ветер, чуть слышно. Колыхнёт кусты и замрёт. Небо стало темнее, разгорелись звёзды. Вода потускнела и теперь едва заметна меж стволов. По ногам тянет холодок, и плечам зябко. Курточку бы взять в палатке, да как уйдёшь с поста?

Опять колыхнулся в листьях ветер. Раз, второй. А может, это шаги? Похоже. Точно!

– Стой? Кто идёт?

Винтовку с плеча на руку, затвор на себя!

– Свои, смена! Старший вожатый и пионер Черноскатов!

– Ой, Юра! Я не узнал. Ты так незаметно подошёл…

Новый часовой Саня Черноскатов передернул плечами – прохладно. Зевнул, проверил винтовку. Спросил небрежно:

– Всё тихо?

– Вроде бы.

– Иди спать, – сказал Генке Юра. – На рассвете разбужу. Есть для тебя ещё одно дело.

– Какое, Юра?

– Спи. Утром узнаешь.

Генка забрался в темноту и тепло сонной палатки, втиснулся неизвестно между кем, натянул на ноги край чужого одеяла и мгновенно заснул.

– Гена, вставай.

– Чего?

– Поднимись. Дело есть.

– Ты же говорил: на рассвете.

– Уже и так рассвет. Самый настоящий. Давай, Гена.