Альфа и Омега

— Проклятые альфы, и почему вам так нравится все решать за двоих, — пробормотала я, давясь комком в горле. — Разве у меня есть выбор, Йон?

— Прожить хорошую полноценную жизнь, когда меня не станет, — кивнул он, гладя меня по щекам большими пальцами.

— Этого я точно обещать не могу, — мотнула головой я.

— Хана…

— Я могу обещать попробовать прожить хорошую неполноценную жизнь, потому что без тебя иначе никогда не будет, — уже не сдерживая катящихся по щекам слез, произнесла я. — Так тебя устроит?

Он не ответил, вместо этого наклонился и горячо поцеловал меня, и я ощутила, что альфа дрожит. Но что-то мне подсказывало, что это было вовсе не от избытка чувства — действие лекарства заканчивалась, и его болезнь медленно наступала вновь, один за другим гася все огни вокруг и утаскивая его в холодную черную пустоту.

Ория не спрашивала, где мы были и почему вчера сбежали без предупреждения. Но я видела искру надежды в ее глазах, когда она нас встретила, словно, возможно, мы могли найти какой-то способ спасти альфу за это время, но она мгновенно погасла, стоило ей бросить взгляд на мое заплаканное лицо.

— Девочки хотели попрощаться с тобой, — кротко проговорила она, обращаясь к нему.

— Мне немного стыдно перед ними, но, кажется, я потратил все свое время на одну конкретную омегу и на других у меня его просто… не осталось, — устало улыбнулся он, и я вдруг ощутила, что, обнимая меня за плечи, он скорее опирается на меня, чем что-либо еще. У него снова начала подниматься температура, а взгляд потускнел, словно затянутый мыльной пленкой. Тадли не обманул — регресс в самом деле был стремительным и лучше было не тратить время попусту.

Конечно, они все равно пришли. И пусть не успели по очереди обнять его, все равно толпились снаружи, всхлипывая или мрачно глядя на происходящее исподлобья, пока мы втроем — я, Медвежонок и Ория — помогали Йону устроиться в подвале. Я не хотела думать о том, с какими целями это место было укреплено и оборудовано подобным образом, но даже не удивилась, когда старшая омега достала откуда-то цепь, которой альфу приковали к толстой железной перекладине в углу помещения. Даже, используя всю свою силу, он бы не смог отсюда вырваться, и, судя по удовлетворению, что на мгновение отразилось в его почти потерявшем осмысленность взгляде, он тоже это понял.

— Хана, тебе не нужно тут оставаться, — мягко проговорила Ория, когда все наконец было готово. — Пойдем, я заварю тебе чаю. Медвежонок специально сбегал с утра до магазина и купил твой любимый, гречишный. Не представляешь, какой ценой ему удалось уберечь его от девчонок, они готовы были сразу весь растаскать.

Ее голос долетал до меня откуда-то издалека, и я с трудом могла сконцентрироваться на смысле произносимых ею слов. Мысль о том, что я буду сидеть и распивать вкусный чай, пока мой альфа остается тут, внизу, медленно теряя разум, заживо пожираемый неизлечимой болезнью, казалась кощунственной, и я с трудом сдержала порыв огрызнуться.

— Не нужно, — произнесла я, сжав кулаки и опустив голову. — Я останусь.

— Ты не одна, милая, слышишь? — настойчиво потянула меня за плечо она. — Хана, теперь ты часть нашей семьи, и тебе не нужно проходить через это в одиночку, хорошо? Позволь нам помочь тебе.

— Пожалуйста, — выдохнула я, не поднимая взгляд. — Я хочу остаться здесь. Это все, о чем я прошу. Я не стала спорить с этой его безумной идеей, но я отказываюсь оставлять его одного. Сколько бы ни осталось у нас часов или минут, они все принадлежат только нам с ним. Пожалуйста.

Кажется, Ория поняла, что упрашивать меня просто бессмысленно. Горестно вздохнув, она отпустила мое плечо. Я не смотрела им вслед, когда они уходили, но испытала трудно выразимое облегчение, когда дверь подвала за ними наконец-то закрылась. У меня сейчас не было сил думать о будущем — о том, что будет после того, как Йона не станет. Словно там, за пределами его жизни, не существовало вообще ничего. Словно пока я не думала об этом всерьез и не строила никаких планов, этого будущего не существовало в принципе. Только медленно угасающие в темноте обрывки настоящего, каждый из которых — еще одна сожженная вечность, пролетающая мимо наших лиц в мгновение ока.

— Несносная упрямая омега, — хрипло усмехнулся Йон, когда я опустилась на пол в нескольких шагах от того места, где он сидел, опершись спиной на кирпичную стену. — Я догадывался, что ты не сдашься так просто.

— Хоть кто-то из нас не должен сдаваться, — отозвалась я, обняв колени и положив на них подбородок. Он не ответил.