Альфа и Омега. Книга 3 (СИ)

— Судя по запаху, я вас ни от чего не отрываю? — на всякий случай все-таки уточнил Дани.

— Нет, мы уже… в порядке, — кивнул Йон, но от меня не укрылось как будто бы легкое сожаление, прозвучавшее в его голосе. — А что такое?

— Думаю, вы захотите это увидеть, — произнес он. — Это касается той омеги, о которой ты рассказывала, сестренка.

— Анни? — нахмурилась я. — Что с ней?

Он не ответил, только поманил нас за собой, и мы с альфой, коротко переглянувшись, последовали за ним на первый этаж в его личный кабинет. В тот момент меня накрыло навязчивым чувством дежавю, и я на мгновение задумалась о том, что узнавать о событиях из видео, а не телефонных звонков или газет уже стало чем-то вроде нормы в наш медийный век. И в этом были как свои плюсы, так и минусы — которые в чем-то даже пересекались между собой. На видео было видно больше, там присутствовали все детали, которые в ином случае мог бы опустить даже самый талантливый рассказчик. Оно было настолько объективным, насколько позволял тот, кто стоял за камерой. Но это же создавало порой не нужный эффект присутствия, от которого потом сложно было избавиться. Пару лет назад во время очередного вспыхнувшего военного конфликта, сеть наводнили фотографии обезображенных тел, разрушений и всего того ужаса, что прежде существовал лишь в кино и книгах. Мне повезло, что те события не имели прямого отношения ни ко мне, ни к моей стране, но я отлично помню то отупение, которое на меня находило, когда я пролистывала новостную ленту, видя ее наполнение в таких жутких графических подробностях, что потом меня долгое время не отпускало чувство, что я сама побывала на поле боя.

К счастью, на этот раз на видео, которое нам поставил Дани, не было ничего откровенно пугающего — только Анни, одетая в белоснежное закрытое платье и стоящая на коленях перед отцом Евгением, который что-то бормотал себе под нос, подняв руки над ее головой.

— Что это такое? — непонимающе спросила я, поднимая глаза от экрана на самого Дани. — Что тут происходит?

— Это еще не показали по телевизору, но, думаю, в ближайшие дни покажут, — озабоченно отозвался тот. — Мне это переправили мои ребята из Церкви. Судя по их словам, те собираются сделать из нее кого-то вроде духовного лидера для носителей. Иерарх, видимо, считает, что она как медийная фигура выглядит более привлекательно и внушает больше доверия, что отец Евгений. Потому что действительно искренне верит в то, что говорит.

Он замолк, потому что в этот момент на видео Анни поднялась с колен и обратила свой мягко сияющий взгляд к камере. Я вспомнила свое первое впечатление от этой женщины — она казалась такой вдохновленной и устремленной к чему-то за пределами самой себя, что мне сразу это внушило смутную тревогу. Может быть, дело было в моей антипатии к Церкви в целом, но фанатичная гонка за прекрасными идеалами всегда казалась мне предвестником неизбежной беды. Становясь носителем некой четко очерченной идеи, которая тебе самому кажется прекрасной и совершенной во всех отношениях, ты волей-неволей начинаешь сперва нивелировать, а потом и вовсе яростно отрицать все иные идеи, не соответствующие твоей собственной. И хорошо, если это отрицание выливается в молчаливое противостояние всему миру и чувство собственной исключительности. Но, как показывала история, куда чаще такие идейные ребята шли отстаивать свою неоспоримую правоту огнем и мечом. И не останавливались, пока все инакомыслящие не оказывались уничтожены — физически или, по меньшей мере, психологически. Можно сказать, идеи пугали меня — Идеи с большой буквы, которые способны были захватывать сознание полностью, перекраивая его себе под стать.

Анни на видео меж тем наконец заговорила:

— Дорогие братья и сестры! Я не могу словами выразить мое счастье от возможности говорить с вами не просто как простая мирянка, но как дитя, признанное нашей благой Церковью. Я обращаюсь ко всем вам со словами любви и поддержки, потому что прекрасно понимаю, сколь многим это сейчас нужно. Мы живем в очень непростое время — время вызовов и сложного морального выбора. Каждому из нас надлежит его сделать и понять, кем мы хотим быть и каким хотим видеть будущее для наших детей. — Она задумчиво и даже, пожалуй, немного мечтательно улыбнулась, положив руку на свой живот, а у меня в голове что-то щелкнуло, встав на свое место. Судя по всему, таблетки, которые она просила меня купить, ей уже не пригодились. Не поэтому ли она именно сейчас решила переметнуться под крыло церковников? Думая об этом, я посмотрела на Йона и, к своему собственному удивлению, увидела совершенно особенное и не соответствующее моменту выражение у него на лице. Он смотрел на меня с немым вопросом в глазах и то ли с беспокойством, то ли с надеждой, и я, признаюсь, сперва вообще не поняла, о чем он может думать. А когда его взгляд скользнул ниже, к моему собственному животу, я мгновенно залилась краской и отвернулась, ощутив яростное желание спрятаться под диван.