Альфа Центавра (СИ)

— Там будут продавать белое сухое вино Золотой Берег и Золотые Пески. Выпили по шесть кружек разбавленного два на полтора, правда, холодного пива, и в магазин за Золотыми Берегами — так как брать надо по две хотя бы бутылки, чтобы не бегать часто — очередь человек сорок в бар может в конце концов не поверить, что:

— Вы уже здесь были, — и отпихнуть. Придется опять давать рубль, два, а иногда и три — цена курицы с рисом — немного, но пива на эти деньги можно купить в три раза больше. И дело дошло до того, что большинство перестало понимать:

— Хорошо это, или, наоборот, очень плохо. Только Василий Иванович думал-думал и, наконец, спросил:

— Вы сказали: в три раза больше, но не сказали чего.

— Чего? А! Если без взяток? Одна курица с рисом будет стоить, как три графина пива.

— Это сколько же будет, если считать, как сейчас Будвайзерами по ноль тридцать три?

— Две упаковки, — сказал Дроздовский.

— Ну, не две, меньше, — сказал Амер-Нази, подтвердив этим разумным мнением, что сознание скоро совсем вернется к нему почти в полном объеме. Но Василий Иванович опять задумался, и опять опроверг прежнее утверждение:

— Больше.

— Вот?

— Я грю, больше двух упаковок Пилзнера стоит экстраординарных вход в пивной бар через швейцара.

— А я утверждаю, что нет! — даже обрадовался сопернику Тро. — И разъяснил:

— А представляешь, сколько тогда будет стоить Пилзнер?

— Где, в парке Кой-Кого, или в районном двухэтажном баре?

— В районном Пилзнера вообще не будет.

— Дайте я скажу, — Камергерша вытерла полные красные губы под уже начавшими пробиваться мужественными усиками, — никто из вас не догадается, чего не будет в барах будущего. Могу даже дать подсказку — всё равно не поймете даже с трех раз. Волга.

— На что спорим? — спросил Мишка Япончик, появившийся, как покойник: неожиданно и в белом халате, как повар, шеф-повар и зав склад — в одном лице.

— На палку, — сказала Камер.

— На па-а-ал-л-ку-у? — пожалел Мишка, что дама намекает на сервелат, который был в таком же дефиците, как и то, что задумала Камергерша.

— Между прочим, я числюсь шеф-поваром, — сказал Дроздовский. — Надеюсь ты решил проиграл не мою палку?

— У меня есть одна лишняя.

— Вашими палками только печку топить, — сказала обиженная до глубины души Сонька, и добавила, вздохнув:

— Тем не менее, первая рискну, и скажу слово.

— Пажалста, но что ви ставите взамен? — пропел Дэн, как будто:

— Его здесь только не хватало.

— Свою свободу, — опять вздохнула печально Сонька Золотая Ручка.

— Не знаю, не знаю, — опять влез Дэн, — понадобится ли кому-то это.

— Что?

— То, что ви предлагаете.

— Прекрати паясничать, Дэн, — сказала Камергерша из-за стола, что ты завикал? Строишь из себя диктатора?

— Да ладно, не нападайте на него, — сказала Сонька, — ему все равно никто не даст. — А Дэну так и сказала в глаза: — Журналист-неудачник.

— Нет, — возразил Дэн, — журналист как раз удачливый, а вот командир дивизии из меня, простите друзья, не совсем вышел.

— Что значит — не совсем? — спросил Дроздовский, — еще хочешь покомандовать?

Наконец Сонька сказала:

— Это Тирамису. Валилий только хлопнул себе по коленке:

— Лучше бы вообще молчала: какой Тирамису может быть в баре, из чего, из скумбрии, что ли? Так она пахнет, что боже мой, на торт совсем не похоже.

— Креветки, — был второй ответ, который дал Амер-Нази — большой их любитель. — И опять Камергерша сказала:

— Ни-пра-виль-на! Мишка Япончик открыл рот, как второй за главным отличником ученик в классе, чтобы обойти избранника судьбы на финише:

— Это. — Но не успел кончить, так как для того, чтобы человека растянуть по правилам искусства, повертел сначала головой во все стороны, что, мол, убедитесь, поросята:

— Это я. А ответ и повис в воздухе, правда, без его вмешательства:

— Воблы.

— Никогда бы не догадался, — только и сказал Дроздовский.

— Ты подслушал и украл мой правильный ответ, — чуть не заплакал Беня Крик, вспомнивший по этому случаю свое родовое имя. Все начали вертеть головами:

— К кому он обращается, непонятно, — вымолвил Василий Иванович.

— Действительно, кто сказал правильный ответ? — спросила с надеждой Камер, надеясь, что никто не осмелится признаться в своем выигрыше у нее. Тишина зависла такая, что было слышно, как играет сама с собой тарелка барабанщика на эстраде.

— У меня звенит в одном ухе, — нарушил тишину Дэн.

— Скорее всего, действительно, это была муха, — сказал Дроздовский.

— У меня никогда не бывает ни мышей, ни мух, — сказал насупившись Беня, как будто именно по этой случайности, что кто-то, а не он дал правильный ответ про отсутствие воблы в общественных заведениях будущего, этот шикарный кабак Ритц перешел в его собственность. Мол:

— Не отдам, хоть режьте. — А работал, можно сказать, простым мясником. И хорошо, что не спросили про самую популярную профессию будущего, тут бы уж точно никто не додумался, что это будет именно мясник.

Наконец кто-то, а именно Сонька Золотая Ручка подняла голову вверх, и там, на высоте почти десяти метров обнаружила голову коня, ухмылявшегося ей одними, но не желтыми, а белыми-белыми, как только что из Израиля — зубами.