Альфа Центавра (СИ)

Далее, бой в Ритце между Врангелем, Кали, Дыбенко и теми, кто был здесь:

— Камергерша, Амер-Нази, Дэн, Василий Иванович, Дроздовский, Мишка Япончик, Сонька Золотоая Ручка, — она и начинает:

— В атаку! Многие, почти все или даже все — будут убиты. — Надо эту строчку, и вообще весь этот абзац?

Распутин хотел бежать к эстраде, но растерялся:

— Внесли его Флорентийский Стейк, который всегда просил, если был болен Одиссей, а так-то всегда сами давали, ибо боялись его больше тех Сирен, которых он сам боялся, и просил привязать к Грот-мачте: хребтовое мясо на Т-образной кости, с вырезкой с одной стороны и просто мясом с другой. Разница? Есть. И мадерой, которую Распи зачем-то уже перелил в тазик:

— Как его тащить, если плещется туда-сюда? — Но парень справился, схватил стейк с подноса зубами — он подавался не очень горячим, так как несколько минут доходил после жарки до состояния:

— Полной пригодности для осу-осу-осуществления счастья, — а тазик постарался заставить лавировать, как корабль Одиссея в бурю. Почему именно Одиссея? Ответ:

— Несмотря на то, что его здесь разрывали на части как белые так и полосатые — надеялся улететь на Альфу Центавра, и наконец, зажить, как просто:

— Человек Счастливый, — а именно:

— Бабы — мадера — баня — бабы — мадера — баня, — и уикенд у местной царицы, в роли которой? где у меня будет отдельный — нет, не кабинет, чтобы принять ее — а натюрлих охотничий — на бабочек, как любил Владимир Набоков — домик, чтобы предсказать ей:

— Нет, нет, никто с Земли сюда не летит, — и далее со смехом:

— Ишшо ума не нажили, чтобы летать до Альфы Центавра, — несмотря на то, что мы только динозавры. Ума больше, честно говорю. Поймите меня правильно, и запомните, наконец, что эволюция была раньше, чем деградация. И, следовательно, развитие шло от человека до динозавра, а потом опять деградировало в инволюцию:

— До Хомо Сапиенса, — так что не бойтесь:

— Не долетят все равно, — хотя, не скрою, сожрать нас, их мечта-идея.

Бывшие в Киннере, решили применить сначала психическую атаку, ибо для чего еще расселись на эстраде за:

— Барабан с его медными тарелками, саксофон с его разумным писком, гитару, чтобы поглубже влезть в самое сердце, вплоть до души, и что-то еще — разобрать уже было трудно:

— Может быть, фортепьяно, а возможно аккордеон. А сам Киннер Распутин запел опять ту же волынку:

— Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай-й. Приходит ли знакомая блондинка-а. Но понимаю, что разглядывает меня сохглядатай, да не простой, а Невидимка — с Альфы Центавра. После слов:

— Ну и вот срываюсь с места, будто тронутый я-я-я. До сих пор моя невеста мной нетронутая-я-я. — И даже про погоду, как обычно, не успел ничего сказать, как все они спрыгнули с эстрады — и хорошо, что без щитов и мечей, а только в кимоно, как выразилась Сонька:

— А мы думали, будет что-то новое, — и сразу провела самому Врангелю бросок с Переворотом.

— Не ожидал, — только и сказал Вра, и опять встал напротив.

Глава 56

Дыбенка предложил сразиться Амеру-Нази:

— Как инвалид с инвалидом, — но посол Метрополя попытался отказаться:

— У тебя что болит?

— Уже ничего почти! — почти радостно сообщил Дыб.

— Что значит: поч-ти?

— Ну-у, жив пока, но думаю, осталось уже недолго мучиться.

— А у меня, извини, нет одной ноги, так что прошу фору.

— А именно?

— Можно, я сначала ударю тебя костылем по чему уж там оставшемуся попаду?

— Нэт!

— Ч-что-то ви сказаль? Р-л-р-л-ль, — даже замурлыкал Дыбенко, подражая в этом стиле именно Амер-Нази.

— Ты дразнишься? — спросил Амер.

— Посмотри вокруг себя. И Амер понял, что попугай сидит на его плече. Где прятался?

Неизвестно.

— Попугай здесь, — обрадовался на всякий случай Амер. Хотя внутри ощутил пустоту. Вас из дас?

— Это значит, что у тебя, мил человек, больше нет своей души, я купил ее прямо на переправе в Аиде у самого Харона.

— Он не возьмет меньше, чем Бриллиант Сириус за душу еще чуть-чуть живого человека, — сказал Амер-Нази. — Разве он у тебя был?

— Я отдал поддельный.

— И Харон поверил?

— Да, он привык доверять людям, ибо:

— Мертвые не обманывают.

— Я еще жив.

— Твоя жизнь уже принадлежит мне, — сказал Эспи, и я продал ее, как фьючер, из будущего. И эта Парочка начала избивать Дыбенко. Но только до тех пор, пока он не вспомнил, что является матросом Балтфлота, и рванул тельняшку на груди.

— Дэмет! — рявкнул он, после того, как оба противника отлетели под восьмиместные столы после удара — По Пяткам. Дыб пошел к бару, чтобы налить себе:

— Что-нибудь покрепче. — У него и мысли не было, что Фрай тоже здесь, и может попасться на глаза в самый неподходящий моментум.

— Да нет, не может быть, не всем же, как говорится в рай, ибо грехи не пускают. — И. И пролил свой молт, ибо просил он — правда еще только в уме — именно шотландский виски молт. Чтобы да, но получше, и именно это он услышал из-за стойки: