Альфа Центавра [СИ]

— Ну, чё? — спросила Камергерша своих подруг, — возьмем его в клещи, или так и пойдем лоб в лоб.

— Чтобы взять его в клещи, надо разделиться, — сказала какая-то леди, и добавила, протягивая губы, не губы, прошу прощенья, а руку, конечно:

— Жена Париса. — Камергерша ответила также деловито:

— Жена Одиссея.

— Серьезно?

— Кроме шуток.

— Даже так?

— Естественно. — Ну, и так далее, без компромиссов:

— Ты спереди, а я сзади. Сонька поняла, что ее берут в клещи не просто так, а со всех четырех сторон: два полосатых полуэскадрона и Котовский. Плюс несмазанная телега, которую она мельком видела слева. Сейчас она исчезла.

— Но и это к лучшему, — сказала Сонька и рванула в эту дыру.

Поэтому снаряд Врангеля разорвался позади. — Жаль, что чуть раньше времени, а то попал бы как раз в саму Камергершу.

Врангель взял бинокль, и навел его на Ольгу.

— Нет, к счастию, скачет.

— Куда ты прешь, сволочь?! — рявкнула Щепка.

— На танк, — ответил Буди. — Нет, мне страшно, но приказ есть приказ — выполнять иво когда-то надо. И знаете почему? Потому что всё равно придется. Щепка обернулась к окружающему ее в тачанке отряду:

— Нет, вы слышали?

— Да, — ответил пулеметчик Вара.

— А что не так-то? — спросил Пархоменко, который сказал, что:

— В случае чего — могу и снайпером, только винтовки, жаль, нет.

— Будешь добивать в рукопашную, — ответила Щепка, — тем более для этого не надо никаких винтовок и другого снаряжения, кроме вот этого, — и она подала Пархоменко пакет, расписанный буквами на иностранном языке.

— Где взяла? — только и спросил герой.

— Здесь лежал под сиденьем.

— Вот это подарочек! — ахнул Вара, оглянувшись от ненаглядного пулемета, хотя и говорил до этого:

— Жаль, что не Люся, — ибо не мог произнести членораздельно слово:

— Льюис — любимый пулемет бельгийцев, которые любят побегать.

— Это был инглиш Макс.

Наконец Буди понял свою ошибку, и также в откровенно атакующем стиле пошел назад, где в голубой дымке маячил броневик. А там народу-у! было очень много. Вел его танкист Ленька Пантелеев, а сама владелица — как она говорила — этого броневика Ника Ович только сидела, свесив ножки, но так, что Ленька пока не мог понять, что означает это Антрэ:

— Па-де-де или Па-де-труа? Но в любом случае, считал он:

— Дело уже сделано, — ибо:

— А разве мы еще не познакомились?

— Вот ду ю сей?

— Я грю, после взятия Бастилии ты будешь моей наложницей.

— Вот? Что ты сказал, сукин сан?! — И без дальнейших прений она протянула ноги, да так далеко, что полностью обвила ими шею Музыканта, как иногда называл себя Ленька Пантелеев, что он не мог уже через несколько секунд, показавшихся ему длинными минутами понять, чем все-таки отличается:

— Па-де-де, — от:

— Па-де-труа? — И ответ, как говорят в Австралии Не Знаю.

— Что не знаю? — Вот именно, что:

— Не Знаю. И танк, а точнее, броневик, так и понял:

— Никто мной грешным не управляет, — и попер куда глаза глядят. А они увидели именно тачанку Щепкиной-Куперник тоже прущую напролом прямо на него.

Буди сказал:

— Щас будет то, о чем я и он так долго мечтали.

— А именно? — спросила Щепка.

— Столкнутся паровоз и медведь.

— Кто паровоз и кто медведь? — безмятежно спросил Вара любуясь и поглаживая, пока еще свободный от работы пулемет Макси.

— Дак, я и он. И тут все поняли, что Буди в натуре прет на броневик, как медведь на паровоз. В том смысле, что:

— Скорее всего просто его не видит. — А с другой стороны:

— Может нарочно пошел на свет, обидно стало, что он один, а вас вон сколько:

— А никто не замечает, всем только бы пострелять.

— Трандычи есть нельзя — он отомстит! — закричал Вара, когда повернулся и увидел, что броневик уже совсем близко, как:

— Праздник, который всегда с нами, но просто не знаем, как его справлять, а только сначала напиваемся, а потом блюем — ничего другого не остается:

— Никто не дает. — А почему? Дак, естественно потому, что все знают:

— Ни у кого нет денег, — а без денег:

— Какой смысл? — Только что жениться заставят. Сплошь одни отталкивающие нас друг от друга обстоятельства.

Поэтому сила притяжения все возрастает и возрастает, пока не заканчивается тем, что:

— Хочется броситься хоть на броневик, — и обняться с ним:

— На всю оставшуюся жизнь.

— Да нет, — сказала Щепка, — этот ишак на самом деле хочется с ним поцеловаться:

— По-хорошему.

— Прошу прощенья, мэм, — сказал Пархоменко, — но я не вижу ни одного смысла, как это можно сделать. Он же ж железный, как Каменный Гость, а мы тока так:

— Очередное иво мясо. — Ибо что он сейчас думает?

— А именно? — попросил пояснить Вара.

— Производное от слова на букву х в его ослабленном значении — встречаете.

— Он так думает? — удивилась даже Щепка. И добавила: — Пожалуй:

— Вер-на-а!

— Тогда, — продолжала она, — чтобы всё закончилось для нас хорошо, надо подойти к нему поближе на бреющем, а именно:

— Он должен понять, что мы идем на Вы только для того, чтобы объясниться ему в любви.

— Так сказать, на призыв мой тайный и страстный, о друг мой прекрасный:

— И ты тоже выйди на балкон.

— Вы думаете, что в ём Белые? — спросил Вара.

— Вот как раз только поняла, наоборот, красно-зеленые.