Альфеус Хаятт Веррилл. Повести и рассказы

Я покраснел и заколебался, но был вынужден признаться, что христианский бог, по-видимому, позволял Своим почитателям сталкиваться с бедствиями так же часто, как и боги индейцев. Мерима, тем не менее, была вполне готова принять христианство, не потому, что она верила в это или была обращена моими словами, а потому, что чувствовала, что это было мое желание, и поскольку это была моя религия, она должна сделать ее своей. Однако, хотя такой новообращенный может быть не всем, чего может желать строгий церковник, моя цель будет достигнута. Я знал, что она могла понять любые обычные вопросы, которые мог задать ей священник, и у нее было довольно хорошее представление о фундаментальных основах христианства. Позже ее можно будет должным образом проинструктировать. Из всего этого можно было бы предположить, что я глубоко религиозный человек, но это не так. Я не принадлежу ни к какой конкретной секте или церкви, и я твердо верю, что каждый мужчина и женщина имеют право поклоняться любому божеству или божествам, которые он или она предпочитает. Я жил среди многих рас со многими верованиями, и мне кажется, что одна религия ничем не хуже другой, при условии, что человек имеет истинную веру и живет в соответствии с учением этой религии. На самом деле у меня никогда не было никакого терпения с теми введенными в заблуждение индивидуумами или сектами, которые вечно пытаются навязать свои личные убеждения и религии тем, кто с ними не согласен. Что касается меня лично, Мерима могла навсегда остаться язычницей, или, скорее, я бы сказал, она могла навсегда придерживаться верований своего племени. Но я знал, что в католической стране, где Церковь обладает огромной властью и влиянием, было бы выгодно и ей, и мне, чтобы она была христианкой – по крайней мере, внешне. На самом деле я совсем не был уверен, что могу законно усыновить ее, пока она не крестилась.

Как ни трудно было заставить ее понять мои понятия христианства, мне было еще труднее научить ее своему языку. Она очень хотела учиться и проявляла гораздо больший интерес к моим усилиям научить ее английскому языку, чем к моим попыткам обратить ее в свою веру. Но ее язык, губы и голосовые связки, привыкшие издавать только гортанные, своеобразные звуки ее родного диалекта, были плохо приспособлены для произнесения английских слов. Часто ее попытки повторить слово за мной были очень забавными, и мы оба от души смеялись, когда она поджимала губы, морщила лицо и медленно и старательно пыталась произнести какое-то слово, но терпела полную неудачу. Но она была настойчивой малышкой и с энтузиазмом стремилась к успеху, и постепенно, по прошествии нескольких дней, она научилась произносить слова. И, к моему изумлению, когда она овладела звуками, она произнесла слова без малейшего акцента. Она была очень разборчива в этом отношении и не произносила ни слова, которое не могла бы произнести идеально. Это делало ее прогресс довольно медленным, и я предвидел, что пройдет много времени, прежде чем она сможет легко выражать свои мысли или даже полностью понимать английский, поскольку ее чувство звука было настолько развито, малейший оттенок акцента или произношение индийского слова меняет его значение, что небрежно сказанное слово или неправильно произнесенное было совершенно непонятно для нее.

Но если мои попытки обучать Мериму в чем-то мало что дали, все же они помогли скоротать время, и дни пролетели быстро. Сначала я забыл вести свой веревочный календарь, но вскоре исправил это, и на третий день после того, как нашел Мериму, я снова возобновила ежедневное завязывание узлов. Поэтому я знал, что на восемнадцатый день после выхода из туннеля мы наткнулись на первые пороги. Конечно, мы несколько раз проходили через быструю, неспокойную воду, но ничего опасного или трудного не происходило, и каноэ вело себя чудесно. Но теперь впереди тянулась длинная череда пенящихся, заполненных камнями порогов. В одиночку я бы, не колеблясь, смело проплыл через них, но с дополнительным весом и ответственностью за Мериме я очень боялся пытаться сделать это в моем хрупком суденышке. Пришвартовав каноэ у начала порогов, я сошел на берег и вместе с Меримой пошел вниз по течению, изучая стремительную воду, находя камни и размышляя о своих шансах благополучно пройти испытание. Они были не так уж сложны, как пороги в буше, и, к счастью, не было настоящих водопадов. Однако, если бы участок порогов был бы короче, я бы с трудом, но тащил каноэ по берегу, а не рисковал. Но тащить судно более мили через лес было невыполнимой задачей, и Мерима посмеялась над моей нерешительностью, заявив, что опасности нет и что много раз она преодолевала пороги и похуже в одиночку.

Более того, я знал, что она умела плавать, как выдра, потому что регулярно купалась по утрам и чувствовала себя в воде как дома, как и на суше. Поэтому, испытывая некоторые опасения, я все же оттолкнул каноэ от берега в стремительное течение.