Альфонс нечаянно нагрянет

Однако отвлекать никого не требовалось. Большая комната была до отказа набита людьми. Все поминающие держались кучками и скорбели несколько легкомысленно. Возле балконной двери Василиса заметила уже знакомую Тамару, она буквально разрывалась между двумя парнями – то нежно заглядывала в рот сухому, длинному типу в спортивных штанах, то радостно приседала перед вальяжным толстяком, у которого то и дело вылезала из брюк рубаха. Чуть поодаль от них коровьими глазами смотрели друг на друга Ирина, соседка Валентины, и нескладный парень в сизой рубахе. Несколько женщин в темных платьях бурно обсуждали новые цены на путевки в Турцию. Возле стола крутились согбенные старушки, украдкой ухватывали кусочки буженины с тарелок и шустро отпрыгивали в сторону. Прожевав мясо, бабушки добросовестно начинали завывать во все горло. От этого завывания народ вздрагивал, затихал, а потом снова возвращался к более животрепещущим темам. Здесь же напряженной парой восседали господа Галушкины – родители погибшей невесты. Эмма тискала в руке скляночку с успокоительным и между делом сурово тыкала благоверного в бок, тот нервно хихикал, отскакивал от супруги, но тут же горестно клонил голову к плечу, не забывая шустро стрелять глазами по незнакомым женщинам. Между гостями сновала шустрая бабенка, которая неласково встретила Люсю с Василисой, она зычно раздавала команды и считала себя тамадой. Люсю с фотоаппаратом заметили многие, и это вызвало бурную реакцию. Молодежь, отталкивая друг друга, лезла «сняться на вечную память», женщины в траурных нарядах тоже протискивались ближе к объективу, поправляли прически и строили радостные улыбки, все мечтали себя увековечить в самых счастливых позах. Только Лера, мать погибшего, выбивалась из всех присутствующих своим искренним горем. С черными кругами под глазами, вмиг постаревшая лет на десять, она сидела во главе стола и со слабым стоном раскачивалась из стороны в сторону. Возле нее иногда появлялся Генечка, не зная, чем ее утешить, и тогда рядом с Геннадием возникала Эмма, шипела, подталкивала утешителя к Лере и что-то совала ему в руку.

– Та-а-ак!! – взревела неутомимая бабенка. – Всем слушать сюда!.. Бабки! Хорош выть, сейчас за стол сядем, выпьем и помянем, а потом уже и выть будете, как там в старину по сценарию полагалось-то.

Старушки, может, и знали, как полагалось в старину, но сесть за стол и выпить не отказались, мигом успокоились и прытко потрусили выбирать себе местечки рядом с красной икрой.

Гости шумно задвигались, усаживаясь за столы, сосредоточенно опечалились, мужчины потянулись к бутылкам, а женщины, с искаженными от горя лицами, шумно заработали ложками, ковыряясь в салатах.

Люся и Василиса очутились рядом с Моникой, поэтому сразу же пустились в расспросы.

– Это кто такая? – шепотом спросила Люся, кивая на активную женщину.

– Это же Наташка! Наташка-сикарашка! Леркина подруженция по подъезду. А то, что она скачет тут, будто самая главная, так это у ей от жадности. Она же ж деньги никогда не даст, лучше глоткой отработает, вот и лезет в глаза. А я все равно Лерке потом скажу, что Наташка даже на венок не сбросилась, – на весь стол объяснила Моника.

Наташка, вероятно, услышала нелестные отзывы, потому что вскочила и принялась говорить какие-то теплые, слезливые слова о том, какого замечательного сына вырастила Лера и как много мир утратил с его гибелью.

Эта речь вызвала приступ рыданий у самой Леры, она уткнулась лицом в ладошки и заревела в голос. Гости сначала терпеливо ждали, пока хозяйка немного успокоится, но та не могла остановиться. Тогда стали раздаваться тревожные советы:

– Господи, ну неужели нельзя было на поминки медсестру пригласить?

– У нас есть в подъезде медичка, а чо толку? У ей все одно никаких лекарствов не быват, токо один шприц. Так тому шприцу, почитай, лет десять, она всему подъезду токо им уколы тыкаит – и людям, и собакам, и даже Кольке-чучелу, а он вовсе идиёт, завсегда с крысами проживат!

– Слушайте, а может, ей того… клофелинчику налить?

– Вы чо-о-о? Совсе-е-ем? Да вы знаете, чо такое клофелинчи-и-ик? Его же надо знать как разводить! И потом, он разный бывает! Мы вот в молодости работали, так одна своему клиенту этого клофелинчика бухнула, и все – коллапс! А такой мущщина был! И с деньгами всегда! Вы у меня спросите, я-то знаю, столько клиентов пропустила-а-а…

– Чо, блин, чокнулись?! Надо просто на нее водой брызнуть! Томка, давай, у тебя хавальник здоровый…

Кто-то брызнул, кто-то нещадно отхлестал несчастную по щекам, кто-то сунул вонючее лекарство в рот, общими усилиями успокоить Леру удалось. Но ненадолго. В молчаливой паузе, дождавшись звездного часа, звонко взвыли старушки-плакальщицы и свели всю успокоительную работу на нет. Так продолжалось много раз. В конце концов к горю матери притерпелись, и пока она рыдала в ладошки, гости самостоятельно себя обслуживали и развлекали.

– Люся, пойдем домой, не могу я, – не выдержала Василиса. – И Леру с собой заберем, посидит у нас, отплачется, ну что за издевательство?