В начале 1875 года австрийка Берта Кински находилась в затруднительном положении. В свои почти тридцать два года она все еще не была замужем. Она не могла похвастаться богатством, а если уж быть совсем точным, то и знатным происхождением. Берта с ее длинными, вьющимися мелким бесом волосами была ослепительной красавицей, проблема заключалась не в этом. И нельзя сказать, чтобы к ней не сватались. Но что-то в ее личности отпугивало, некое качество, которое большинство австрийских мужчин-аристократов однозначно не считали привлекательным.
Она была слишком начитанна.
Берта взяла себе за правило именовать себя «графиня Кински», вероятно, чтобы попасть в утонченные круги. С формальной точки зрения это было правдой, но в реальности – далеко от истины. Дело в том, что ее благородный пожилой отец умер за несколько месяцев до ее рождения. Поскольку у матери Берты не имелось собственной дворянской родословной, приговор родни оказался суров. Беременную вдову выставили за порог и запретили появляться в графском доме. Когда родилась Берта, семья отца и слышать о ней не пожелала.
Росла она единственным ребенком, с мамой и опекуном. Отец ее единственной подруги – двоюродной сестры, на несколько лет старше Берты, – имел огромную библиотеку. Вместе девочки уносились в мир книг (в те часы, когда не сбегали из дома и не играли в рулетку). В своих мемуарах Берта утверждает, что еще в детстве прочла «Виктора Гюго, Шиллера, “Джейн Эйр” и “Хижину дяди Тома”». Обожала она также словари и энциклопедии. По-французски и по-английски она изъяснялась относительно свободно, поскольку ее воспитывали гувернантки-иностранки.
Но, как отмечает Бригитта Хаманн, биограф Берты фон Зутнер, в те времена в Вене существовала лишь одна признанная профессия для женщины: брак. Рассчитывать на исключение из этого правила Берте не приходилось. На первых балах она была шокирована поверхностными суждениями и предпочтениями света. Там она впервые столкнулась с тем, что единственное значимое в женщине – помимо ее происхождения и денег, – это туалеты и манеры. «Привлекательной считалась “слабая”, “красивая” женщина, “послушная”, “смотревшая на мужчину снизу вверх”. Необразованность и глупость не скрывались, а являлись неотъемлемой частью шарма, женственности, добродетели и невинности», – пишет Хаманн32
.Тем не менее Берта продолжала читать. К тридцати годам она, по ее словам, прочла всего Шекспира, Гёте и Гюго, а также некоторые произведения любимцев Альфреда Нобеля – Байрона и Шелли. Тут она осознала, что часики тикают. Она по-прежнему не имела ни состояния, ни благородного происхождения, а с тем багажом знаний, который она к тому времени приобрела, ее шансы удачно выйти замуж равнялись нулю. Поскольку мать больше не могла ее содержать, Берте Кински пришлось искать место гувернантки. Ее взял к себе барон Карл фон Зутнер, поручив ее заботам четырех подрастающих дочерей.
В огромном дворце фон Зутнеров в Вене проживал и их 23-летний сын Артур, изучавший юриспруденцию. Летом он проводил много времени с сестрами и их гувернанткой в семейном имении в провинции. Берта безумно влюбилась в старшего брата своих воспитанниц. «Несказанно редки такие существа, излучающие столь непреодолимый шарм, что все, от мала до велика, вне зависимости от положения, очаровываются им; Артур… был как раз таким», – пишет Берта в своих мемуарах. Его шарм, продолжает она, «казался необъяснимой и непреодолимой, магнетической и электрической силой. <…> В помещении сразу становилось светло и тепло, стоило ему переступить порог».
Любовь не осталась без ответа. Втайне от всех между Артуром и Бертой начался роман, который им на удивление долго удавалось скрывать. Прошло года два, прежде чем их застала мама фон Зутнер. Она была вне себя. Ни за что на свете ее сыну Артуру не будет позволено жениться на женщине без средств, к тому же на семь лет старше и без дворянской родословной.
Берте пришлось покинуть дом фон Зутнеров. Желая помочь, госпожа фон Зутнер показала ей объявление, найденное в газете. Насколько помнит Берта, хозяйка сказала: «…возможно, вам это подойдет, не хотите написать туда?»33
В Париже Альфред нашел время вновь заняться экспериментами. Первые опыты он начал осторожно делать в собственном доме, хотя лаборатория, которую он планировал обставить, еще не была готова. Вполне возможно также, что он обосновался у своего партнера Ашилля Брюлля, который производил динамит в осажденном Париже во время войны34
.У Альфреда появилась новая задумка. А что, если попытаться улучшить эффект динамита, заменив неэффективный песок, кизельгур, на другое взрывчатое вещество? Весной 1875 года его пригласили в Лондон на заседание престижного Королевского общества искусств (Royal Society of Arts) с докладом «О современных взрывчатых веществах» (On Modern Blasting Agents). Там он упомянул об этой идее. Его длинный доклад (44 рукописные страницы) будет удостоен серебряной медали Британской академии и станет единственным опубликованным докладом Альфреда Нобеля35
.