Королю-воину были, наверное, особенно интересны те отрывки, где Орозий повествует о военных действиях: о «боевых колесницах» фараона, сокрушенных властью Господа; о маршах и контрмаршах, осадах и битвах, морских сражениях и военных хитростях греческих, персидских, карфагенских, римских «королей» и «элдорменов» (у которых были, разумеется, свои «тэны» и свой «фюрд»). Мистер Пламмер отметил, что Альфред, возможно, почерпнул из «Всемирной истории» некоторые практические приемы. Давая пояснения к тексту, король, вероятно, вспоминал события своей жизни. Гордый ответ скифов, объявивших, что им «милее сражаться, нежели платить дань»252, должно быть, рождал неприятные мысли об английских сокровищах, отданных викингам. А когда Альфред писал о том, как враги изгнали египетского царя и его «людей», преследовали его и опустошили всю страну, «кроме болот»253, на память ему наверняка приходил Этелни.
Благодаря этой способности Альфреда увидеть в прошлом отражение настоящего, книга, созданная Альфредом и его помощниками, обретает жизнь и собственный голос.
По незнанию они допускали нелепые детские ошибки в переводе слов и изложении фактов, и тонкие оттенки смысла почти всегда от них ускользали. Им не дано было постичь до конца глубину греческой души и величие имперского Рима. Но взяв на себя роль наставников, они исполняли ее не как поденщики или сухие педанты, а с великим усердием и любовью к истине, с наивным почтением к древнему знанию и дерзкой отвагой провозвестников новой цивилизации.
Их совместными усилиями обыденный язык постепенно обретал выразительность и гибкость, превращаясь в могучее орудие литературы; подбирая слова и обороты, они формировали, порой неосознанно, будущие языковые нормы.
Постепенно складывался особый стиль древнеанглийской прозы: подтверждением этому служат устойчивые
- 267 -
конструкции, встречающиеся в установлениях и официальных документах, Англосаксонской хронике и альфредовских переводах. О том же свидетельствуют лексические и стилистические совпадения между «Орозием» и Хроникой, «Бедой» и «Диалогами» Григория Великого, «Обязанностями пастыря» и «Правдой Альфреда», «Боэцием» и августиновскими «Монологами». Некоторые обороты и средства выражения обиходного языка были опробованы и признаны непригодными, другие выдержали проверку временем и продолжали использоваться в обыденной речи, обретя более возвышенные коннотации. Обладая определенной долей воображения, можно опознать в одном отрывке творение Верферта, в другом — различить руку Плегмунда; можно проследить по всему сочинению непосредственное вмешательство короля, но в конечном счете не столь уж важно, как распределялась работа. Альфред достоин занять свое место среди родоначальников английской литературы, но не как автор какой-то конкретной книги, а как создатель ученой традиции, вставший во главе широкого духовного движения: он вдохновлял соратников своим стремлением к идеалу и при этом чувствовал себя причастным к их надеждам и честолюбивым замыслам.
Авторство древнеанглийского перевода «Церковной истории» Беды Достопочтенного вызывает сомнения. Его принадлежность Альфреду оспаривается по двум основным причинам: сам перевод слишком буквален и примитивен и записан он на мерсийском диалекте. Вопрос пока не решен, но доводы против авторства Альфреда не кажутся достаточно убедительными, чтобы отказываться от старого, признанного мнения. Излишняя буквальность перевода вполне объясняется тем, что «Церковная история» была одной из первых альфредовских работ; кроме того, книга Беды рассказывает об английских событиях и реалиях: она не требовала таких исправлений и дополнений, как апология (Эрозия, превращенная в учебник, или трактаты Григория Великого и Боэция, достаточно сложные для понимания. Самый старый сохранившийся манускрипт, в котором фиксируют мерсийский диалект (сам этот факт не представляется бесспорным), датируется второй половиной X века и вполне мог быть скопирован с уэссекцкого оригинала. Даже если
- 268 -
признать, что первоначальная рукопись была написана на мерсийском диалекте, ее создателем мог быть мерсийский писец, работавший по указаниям короля. В предисловии к «Обязанностям пастыря» имеются указания на то, что в Мерсии и после разорительных данских войн старые традиции учености не были полностью утрачены. Альфред, придя к власти, не смог вспомнить «к югу от Темзы» ни одного священника, знающего латынь, и в своей просветительской деятельности искал помощников в Мерсии. Древнейший пласт в дошедшей до нас версии «Беовульфа», возможно, представляет собой мерсийскую версию VIII века; законы Оффы Мерсийского Альфред использовал при составлении «Правды», и надпись на знаменитой «Драгоценности Альфреда» содержит англские языковые формы*.
Исторические свидетельства и объективные факты, говорящие в пользу авторства Альфреда, слишком стары, убедительны и однозначны, чтобы бездумно их отвергнуть.