Альгамбра

Наконец на голову Абен Габуза обрушилась беда, против которой был бессилен его талисман. В самой столице поднялся мятеж, и вооруженная толпа подступила к стенам дворца, покушаясь убить царя вместе с его христианкой-наложницей. В груди монарха разгорелась искра былой бранной отваги. Он сделал вылазку с горсткой стражи, обратил мятежников в бегство и истребил смуту в зародыше.

Когда все улеглось, он затребовал из-под земли звездочета, который по-прежнему сидел взаперти и смаковал горечь обиды.

Абен Габуз обратился к нему заискивающе.

— О, мудрый сын Абу Аюба, — сказал он, — ты верно предрек мне беды из-за этой прекрасной пленницы, но ведь ты умеешь не только возвещать невзгоды; скажи мне, как их отвратить?

— Откажись от этой неверной: она всему виною.

— Скорее я откажусь от своего царства! — воскликнул Абен Габуз.

— Ты утратишь его и потеряешь ее, — ответствовал звездочет.

— Не говори так жестоко и гневно, о, проницательнейший из философов; посуди сам, сколь я вдвойне несчастен, как государь и как влюбленный, и измысли какой-нибудь способ уберечься от нависших бедствий. Мне не нужна слава, не нужна власть, я жажду лишь отдохновения; о, как обрести мне тихую пристань, укрыться от мирских сует, забот и мишуры и посвятить остаток дней безмятежной любви?

Звездочет пристально поглядел на него из-под косматых бровей.

— И чем же ты одаришь меня в награду за такую пристань?

— Сам назови себе какую хочешь награду, и, если только мне это подвластно, душой своей клянусь, ты получишь ее!

— Ты слышал, о царь, об иремских садах, одном из чудес блаженной Аравии?

— Слышал я об этих садах, о них сказано и в Коране, в главе «Утренняя заря». Помню также, рассказывали о них чудеса паломники, воротясь из Мекки, но я счел все это пустыми выдумками, на какие горазды странники, побывавшие в дальних краях.

— Не порочь, о царь, рассказы странников, — строго возразил звездочет, — ибо они содержат крохи знания, донесенные с концов земли. А про дворец и сады иремские обычно рассказывают правду, я видел их своими глазами; послушай, как это было, ибо это имеет касательство к твоей просьбе.

Будучи отроком и простым бедуином, я перегонял отцовских верблюдов. На пути через аденскую пустыню один из них отбился от стада и затерялся. Я без толку проискал его несколько дней и наконец, утомившись и обессилев, прилег среди дня под пальмой возле почти пересохшего родника. Проснувшись, я увидел, что лежу у городских ворот. Я вошел в них и узрел прекрасные улицы, площади, рынки — безмолвные и безлюдные. Затем я набрел на роскошный дворец, где били фонтаны и плескались пруды, волновались рощи, цветники и фруктовые деревья, отягощенные плодами, но кругом не было ни души. Устрашенный этим безлюдьем, я поспешил прочь и, выйдя из городских ворот, обернулся, но не увидел ничего — лишь молчаливую пустыню.

Неподалеку я встретился со старым дервишем, знатоком местных преданий и тайн, и поведал ему, что со мною случилось.

— Это, — сказал он, — прославленный сад иремский, одно из чудес пустыни. По временам он является страннику вроде тебя, радуя взор его зрелищем башен, дворцов и садовых стен, увешанных тяжкими плодами, а затем пропадает, и видна только выжженная пустыня. А случилось так. В старые времена, когда жили здесь аддиты, царь Шеддад, сын Ада, праправнук Ноя, основал изумительный город. И когда его достроили и узрел он его великолепие, то возгордился в сердце и душе своей и вздумал построить царский дворец и насадить сады прекраснее тех, какие, согласно Корану, цветут в Эдеме. И за гордыню обрушился на него гнев небесный. Он с подданными был сметен с лица земли, а на пышный город, дворец и сады было наложено заклятие, сокрывшее их от взоров; иногда лишь они делаются видны, в вечное назидание потомству.

Этот рассказ, о царь, и чудеса, виденные мною, не выходили у меня из головы; и в иные года, когда я был уж в Египте и овладел сокровенною книгой Соломона премудрого, решил я воротиться и снова побывать в садах иремских. Так я и сделал, и открылись они моему посвященному взору. Я поселился в дворце Шеддада и провел несколько дней в этом подобии рая. Джинны — хранители места сего были покорны моему волшебству и открыли мне чары, властью которых как бы возникают и исчезают сады. Такой дворец и такие сады, о царь, я могу содеять для тебя даже и здесь, на горе над городом. Разве неведомы мне все тайные чары? Разве не я обладатель книги тайн Соломона премудрого?

— О, мудрый сын Абу Аюба! — воскликнул Абен Габуз, дрожа от нетерпения. — Подлинно ты великий путешественник, подлинно повидал и изведал много чудесного! Сотвори мне такой рай и требуй любой награды, хоть полцарства!

— Увы, — ответствовал звездочет, — ты ведь знаешь, годы мои древние, и я философ, мне много не надо: пусть будет моею первая вьючная скотина с поклажей, которая зайдет в волшебные врата дворца.

Царь охотно согласился исполнить столь скромное условие, и звездочет принялся за работу. На вершине горы, прямо над своим подземным обиталищем, он приказал возвести громадную башню с проходом-барбаканом посредине.