Они были в командирской кабине – вытянутом пузыре в центре корабля воэнов. Десять шипосидений были расположены V-образным строем. Квесер-и-Джанат сидели в командирском кресле перед гигантским стенным экраном, на котором демонстрировалось пространство вокруг них: в центре его был «Велпин», который дрейфовал и очень медленно вращался. Фассин и Айсул парили над двумя сиденьями позади уракапитанов. Сиденья были слишком малы для Фассина и уж никак не подходили по размерам для Айсула и Кверсера-и-Джаната. Они раскрывались, как поставленные под углом пальцы двух ладоней, и должны были смыкаться вокруг воэна, словно защитный кулак. Насельник же мог устроиться разве что на полностью раскрытом сиденье. Все пространство командирской кабины было тесным и давящим, но Кверсера-и-Джаната это, похоже, совсем не заботило. Фассину сиденья показались больше всего похожими на клетки. У него было чувство, словно он в музее и парит внутри скелета гигантского динозавра.
Айсул что-то напевал себе под нос и ремонтировал треснутый панцирь с помощью своих главных ступичных рук – разминал погнутые кромки дисков, а потом выравнивал их импровизированным напильником.
– Мы всегда можем взорвать «Велпин», например.
А он-то думал, что сможет найти что-нибудь. Он-то думал, что, может, осталось еще что-то ненайденное.
– На нем полно воэнов из отряда специального назначения.
Нет, не мертвого трусливого насельника, который настолько устыдился своей слабости и своего поступка – вскрытия ларца – и убоялся возможных последствий, что решил покончить с собой. К тому же он оказался настолько тщеславен, что оставил запись, увековечив свою идиотскую самовлюбленность.
Снаружи медленно вращался, иногда совершая кульбиты, «Велпин». Уракапитан (насельник, ИР, или кем он/они были) убедил бо́льшую часть экипажа воэнов оставить их корабль при помощи простого средства – запустив функцию самоуничтожения «Протрептика» и не выключая ее до самого последнего момента. Бо́льшая часть экипажа, решив, что их корабль вот-вот взорвется, перебазировалась на «Велпин». Тех, кто остался, Кверсер-и-Джанат убили.
Он/они убил/и около десятка, сказал/и он/они.
– Экая сентиментальность.
Точнее – одиннадцать.
– Я понял! Попросим итинов, может, они разрешат нам взять несколько своих посудин. У них там тысячи болтаются себе вокруг могилайнера. Если они отдадут нам пару-другую, потеря невелика. Черт, эти лучи так быстро ослабляются. Что, если взять один-два корабля без их разрешения, – может, они и не заметят пропажи?
Одиннадцать воэнов. Раз – и нету. Одиннадцать тяжеловооруженных солдат спецназа в защитных доспехах. А сам не получил ни царапинки.
– Времени нет. Мистер Айсул и мистер Таак хотят вернуться в систему Юлюбиса.
Он услышал свое имя. А, вот он – Фассин Таак, потерпевший полное и безоговорочное поражение: ему поручили задание, он отправился на трудные поиски и нашел только кучку пепла, так и не получив ничего.
Назад на Юлюбис? Но для чего? Он потерпел поражение. С самого начала его миссии дни, а потом и месяцы складывались в бесполезную цепочку. Может быть, вторжение уже произошло или вот-вот произойдет. К тому времени, когда он вернется с пустыми руками – до червоточины в системе Диреальете еще с десяток дней пути, – у Юлюбиса, вероятно, все уже будет кончено. Он был сиротой в покалеченном газолете, он ничего не мог предложить, не было у него драгоценного подарка.
Почему бы не остаться здесь с итинами, не умереть – пусть они пришпилят его к стене рядом с таким же дураком. А можно высадиться где-нибудь в другом месте. Где угодно. Исчезнуть, уплыть, раствориться между звездами в самом сердце пустоты или чего-то совершенно не похожего на его мир, в дали дальней, в месте, о котором никто из знакомых ему людей никогда не услышит… Почему бы и нет?
– Эй там, вы двое, не против?
– Гм? – пробормотал Айсул, прилепляя что-то вроде бандажа на раны левого диска. – Нет-нет, не против.