– Мы исполнены самых серьезных намерений, – сказал Люсеферус насельникам и встал. – Вы слышите этот шум? – Он повернул голову, словно прислушиваясь; глуховатый тикающий звук не прекращался – устойчивый, безжалостный. – Это бомбосброс, он делает один выстрел в секунду. Только в данном случае метает он живых существ, а не боеголовки. Незащищенные существа выбрасываются в космос в направлении вашей планеты с частотой более трех тысяч в час. Это мужчины и женщины, дети, старики и юноши, представители всех социальных групп, в основном захваченные в плен на сдавшихся кораблях и поврежденных орбиталищах. У нас на борту их более двадцати тысяч. Они будут выстреливаться с этой частотой, пока мы здесь не достигнем прогресса. – Он ждал какой-нибудь реакции от трех насельников, но те только смотрели вниз, на планету. – Ну, – продолжил он, – так, может, теперь кто-либо из присутствующих припомнит что-нибудь полезное?
Он смотрел, как люди и инопланетяне наблюдают за штриховой линией, медленно удаляющейся от громады корабля. Некоторые повернулись к нему, но, встретившись с его взглядом, тут же отвели глаза, пытаясь скрыть ненависть, страх и ужас. Странно, что люди так бурно реагируют на неприятные события, происходящие у них перед глазами, но готовы не замечать куда как более жутких вещей, если они случаются где-то в другом месте.
Он кивнул Тулуэру, и на одной из стен зала загорелся огромный экран, демонстрирующий, как это происходит. На экране самые разные люди, как он и говорил, заталкивались в несколько громадных круглых магазинов. Они пытались сопротивляться, но были плотно затянуты в нечто похожее на пластиковые спальные мешки, оставлявшие свободными только головы. Поэтому возможности людей были ограниченны, они только могли извиваться, как червяки, плеваться и стараться укусить солдат в экзоскелетах. Включили звук, и присутствующие в зале заседаний услышали крики, вопли, мольбы загружаемых в магазины бомбосброса
– Архимандрит! – выкрикнул иерхонт. – Я должен заявить протест! Я не…
– Заткнитесь! – взревел архимандрит. Он обвел взглядом остальных. – Все заткнитесь! Ни одного долбаного слова!
Некоторое время в помещении был слышен только глухой стук бомбосброса.
Изображение переключилось на устье бомболюка, из которого (очень медленно для оружия такого рода) вылетали в открытый космос люди. Мешки тут же сползали, закручиваясь на коленях, и люди, оказавшись в вакууме, могли свободно дергаться, извиваться в судорогах и задыхаться. Некоторые пытались задержать дыхание и разбухали, готовые вот-вот разорваться. Кровь струилась у них из глаз, ушей, рта, ануса.
Камеры следили за ними. Дерготня продолжалась минуту-другую, после чего люди застывали в какой-нибудь позе (некоторые скрючивались наподобие зародыша, некоторые замирали, раскинув руки в стороны) и медленно устремлялись – частички невидимой конвейерной ленты – к далеким вершинам облаков.
– А для чего вы это делаете? – спросил насельник Февриш у архимандрита. В голосе его слышалось недоумение – ничего другого.
– Чтобы лучше сосредоточиться, – холодно сказал Люсеферус.
Он услышал, как кого-то в зале вырвало. Не многие из людей осмеливались встретить его взгляд. Мостки по периметру были полны неподвижных охранников, уже нацеливших оружие вниз.
– Я был абсолютно сосредоточен, – сказал Февриш, издав что-то похожее на вздох. – И тем не менее мы ничем не можем вам помочь.
– Выдайте мне наблюдателя Таака, – сказал Люсеферус, чувствуя, как капельки пота (что?!) выступили у него на лбу. Он немедленно пресек потение.
– У нас нет этого Таака, – рассудительно сказал городской администратор Перипуле.
– Тогда скажите мне, где он, – потребовал Люсеферус.
– К сожалению, ничем не можем вам помочь, – сказал Чинтсион.
– Скажете, суки! – взревел Люсеферус.
– Как мы можем?.. – начал было Февриш, но его оборвал Чинтсион:
– Может быть, спросить у тех, кто заявляет, что последним видел наблюдателя Таака? Пусть скажут, где он, по их мнению, может находиться.
– Кажется, им интересовался кто-то из состава посольства, – вставил Февриш. – Может, они что-то узнали.
– А я думал, они все погибли, когда корабли посольства были уничтожены, – сказал Чинтсион. – Разве нет?
– Слушайте, – рассудительно предложил Перипуле архимандриту, – давайте отложим это дело до утра, а?
Люсеферус яростно указал на штриховую линию тел, устремляющихся к планете:
– Вы что, недоумки, не поняли? Это не прекратится, пока я не получу то, что мне надо!
Трое насельников переглянулись.
– Гм, – задумчиво сказал Перипуле, – надеюсь, у вас хватит людей.
Люсеферус сжал кулаки. Он чувствовал, что готов взорваться, как один из тех, кто оказался на этом конвейере смерти и пролетал мимо алмазного окна. Он с трудом заставил себя говорить спокойно:
– На борту этого корабля три сотни юных насельников. Что, если мы зарядим их в бомбосброс? Или используем в качестве мишени? Что вы на это скажете?
– Я думаю, это вызовет раздражение, – сказал Чинтсион и рассмеялся.
– Вы что, всерьез пытаетесь угрожать нам? – спросил Февриш.