Алгоритм смерти

А сколько неприятностей! Почему до сих пор нет никакой существенной информации? Чем занимается ФБР? Чтобы чем-то занять федералов, полковник поручил им провести расследование. У них есть доступ к всевозможным федеральным базам данных, так почему же они до сих пор ничего не выудили? Только пустая мелочь от мозговедов, которую показал Кемп, но на самом деле это отписка, перечисление очевидного. Сплошное расстройство. Предполагалось организовать информационный центр под командованием одного из заместителей, куда стекались бы данные из архивов, допросы свидетелей (многие взятые на бегу), рекомендации других правоохранительных ведомств, где бы это все систематизировалось, изучалось, оценивалось, после чего — и это самое главное — представлялось полковнику, однако тут наблюдалось полное фиаско: слишком много информации, поступала она слишком быстро, причем большая их часть недостоверна: слухи и домыслы. Так что до сих пор эта затея не принесла никаких результатов.

И все это время Обобе приходилось помнить о стрелках часов, неумолимо приближающихся к шести вечера. Прошло уже три часа с того момента, как все началось. Три долгих часа. Предположим, в шесть вечера боевики расстреляют еще шестерых заложников. Тогда придется предпринимать какие-то действия, не дожидаясь семи. Нельзя же и дальше наблюдать со стороны, как в семь часов расстреляют семерых, в восемь — восьмерых, и так далее. Ну почему эти люди не хотят разговаривать с ним? Скажите же, что вам нужно. Мы начнем диалог. Обозначим свои позиции. Никто не идет на подобное, чтобы потом молчать. В этом нет никакого смысла. Обоба не сомневался в том, что, если переговоры начнутся, он рано или поздно заставит боевиков согласиться с его точкой зрения. В этом заключался его величайший дар, который его никогда не подводил. Интеллект, человечность, сострадание, отзывчивость: вот в чем его тайное оружие, которому предстояло одержать победу.

— Сэр, — вдруг послышался чей-то голос, один из многих.

— Да, да, в чем дело? — спросил Обоба.

Обернувшись, он увидел, что на улице Джефферсон беседует с тележурналистом. Ему не хотелось, чтобы подчиненные в этот напряженный момент критиковали его. Еще он увидел своего пресс-секретаря, спешащего, вероятно, с новым распоряжением губернатора, а за окном в сгущающихся сумерках журналисты болтали между собой и смеялись, и полковник догадался, что они насмехаются над ним и…

— Он хочет говорить.

…а ему срочно нужно в туалет, он не ужинал, а без еды он не может сосредоточиться и…

— Кто хочет говорить?

— Он, — выразительно произнес связист.

Внезапно в штабном автобусе наступила полная тишина.

— Тот, кто находится внутри?

— Сэр, звонок из диспетчерской службы безопасности торгового центра. Я проверил, номер правильный, вызов исходит из комплекса. Звонящий представился членом какой-то организации под названием «Бригада Мумбаи». По его словам, он хочет говорить, иначе в шесть часов будут расстреляны еще шестеро заложников.

За три месяца до этого

Имам Надифа Аба запер двери мечети Эль-Таква, выходящей на Бедфорд-авеню, и, проверив, нет ли поблизости его врагов, направился к своей машине.

А врагов у него было немало. Разумеется, ФБР, но федералы по крайней мере держались на расстоянии. Далее, молодые американские негры, которые считали его дураком, издевались над его чувством собственного достоинства, набожностью и постоянно пугали угрозами физической расправы, завершавшимися ударом, замиравшим в дюйме от его лица. А если имам вздрагивал и отшатывался назад, юнцы разражались хохотом.

Но хуже всех был преподобный Рид Хобарт из баптистской церкви Спасителя на Миннесота-авеню, который однажды вообразил, что к нему обратился лично его бог, поставив перед ним задачу прогнать из Миннесоты всех нехристиан. За плечами у преподобного была долгая история всевозможных самозваных крестовых походов, и сам он, вероятно, находился под наблюдением ФБР за предполагаемую связь с радикальными подпольными группировками, выступающими за запрещение абортов. Однако при всем том Хобарт жаждал публичности, поэтому на протяжении двух недель он каждый день в десять часов утра появлялся на улице перед скромной мечетью имама Абы и устраивал четырехчасовые мирные, но очень шумные акции протеста.

«ИСЛАМ — ПОЛНЫЙ БРЕД», — было написано на одном плакате; «УБИРАЙТЕСЬ К СВОИМ КОЗАМ!» — призывал другой; а еще был «УСАМЕ БЕН-ЛАДЕНУ КАЮК», но хуже всего было заявление «КОРАН + СПИЧКИ = ХОРОШИЙ КОСТЕР». Подумать только, как был осквернен священный текст! Это наполняло имама яростью, болью и ненавистью, подтолкнув его еще на шаг к тому насилию, которое дремало у него глубоко в душе. Но он сознавал, что если нанесет ответный удар преподобному Хобарту, с его огромной головой, увенчанной пышной гривой, и раскатистым голосом, то лишь выставит себя на всеобщее посмешище. Ну как истинно верующему сохранять свое достоинство в такой адской обстановке?