Али-Баба и Куриная фея

Али-баба и Куниберт Мальке рассеянно слушают. Они заняты другим: пьют жирное парное молоко, которое доярки наливают в их жестяные кружки. Молоко ещё тёплое. Али-баба с явным удовольствием поглощает свою порцию. Как вкусно! Он вытирает рот рукой, а Куниберт забывает сделать то же и отправляется выгонять коров с белой полосой вокруг рта.

Они ведут коров на пастбище.

— Эй вы, веселее!.. Поворачивайся, старуха!.. Быстрее!

Шестьдесят пять коров рысью бегут перед ними. Тут и Пеструха с кривыми рожками. Куниберт по ошибке выпустил её из коровника. Хромая, она плетётся за стадом и наконец останавливается.

— Ну, веселей, не можем же мы возвращаться из-за тебя обратно! — говорит Али-баба, слегка хлопнув её по спине.

Корова медленно поворачивает к нему морду. Потом, она с трудом бредёт дальше.

Ребятам здорово повезло! Лучшего пастбища не выберешь. Луг, на который их отправил Кабулке, находится в бывшем господском парке. С одной стороны он отгорожен широкой канавой с водой, а с трёх других — густой стеной кустарника.

— Фу-ты ну-ты! Здесь можно пасти даже львов, — уверенно говорит Али-баба.

Коровы разбрелись по выгону. Они выщипывают последние травинки, некоторые вместе с травой жадно глотают землю.

В кустах посвистывают синицы и крапивники. Из деревни доносится лай собак.

Куниберт принёс с собой шерстяное одеяло. Закутавшись в него, он усаживается на небольшом холмике под кривой ольхой.

Али-баба в своих высоких резиновых сапогах бродит по канаве. Он собирает камушки для рогатки, которая всегда лежит у него в кармане. Теперь он может начать охоту…

— Эй, Профессор! Хорошенько следи за коровами, — говорит он Куниберту на прощание. — Если кто-нибудь придёт и спросит, где я, то скажешь — отлучился на минутку. Понял?

— А куда ты идёшь?

— Искать клад! — насмешливо улыбаясь, отвечает Али-баба и исчезает в кустарнике.

Он углубляется в старый господский парк, принадлежащий сейчас народному имению; с трудом пробирается сквозь заросли и кусты шиповника; в одном месте он зацепился за куст полой пиджака, но потом освободился и пошёл дальше. Так шаг за шагом он обходит весь парк. Несколько диких кроликов убегают от него раньше, чем он успел прицелиться. Белочка поспешно прячется в ветвях дуба.

— Эй ты, дурачина! Не бойся, — я тебе ничего плохого не сделаю! — кричит ей вслед Али-баба.

Наконец он заметил двух сорок, которые, о чём-то болтая, сидят на акации.

«Шек, шек, шакерак!» — громко трещат сороки своими грубыми голосами.

Али-баба нагибается и натягивает резинку рогатки. Сороки его ещё не заметили.

«Шек, шек, шек, шакерак!» — раздаётся с акации.

Али-баба целится. Его охватил охотничий азарт. Сердце сильно бьётся. Пора! Камень вылетает из рогатки… Али-баба вскакивает. Ура! Одна из сорок опрокидывается. Взмахнув раза два крыльями, она камнем падает с акации. Её товарка поспешно улетает.

Али-баба прячет рогатку в карман. Выдернув пёрышко из хвоста убитой сороки, он гордо втыкает его в свою спортивную шапочку и, захватив с собой сороку, направляется в обратный путь.

Утреннее солнце нагрело землю. Коровы, жующие жвачку, купаются в солнечных лучах. В небе гудят самолёты. Куниберт, задрав голову, смотрит вверх. У него даже заболелашея. Но как он ни старается, как ни высматривает самолёты сквозь толстые стёкла очков, ему ничего не видно.

Али-баба не обращает внимания на самолёты. Он занят. Сорока ощипана и выпотрошена. Небольшой костёр уже горит. Али-баба решил поджарить птицу. Для этой цели он насадил её на длинный сук, который держит над костром, всё время поворачивая сороку то одним, то другим боком, чтобы она изжарилась равномерно.

Куниберт перестал искать глазами самолёт. Теперь он бродит вокруг костра.

— Послушай, а разве птицу не надо солить? — спрашивает он наконец.

— Солить? Фу-ты ну-ты! А у тебя разве есть соль? Нет? Ну, тогда обойдёмся и без неё, — отвечает Али-баба.

Сорока уже зажарена. Повар мнёт её своими грязными руками так, будто это комок глины и он собирается лепить.

— Классная сорока! Посмотри, какая она мягкая, — хвастается Али-баба.

Потом он вынимает из кармана перочинный ножик и разрезает сороку на две части. Правда, резать там особенно нечего. Сорока маленькая — ею можно разве только полакомиться.

— На-ка, попробуй!

Меньшую половину Али-баба предлагает Профессору, большую берёт себе.

Куниберт нерешительно протягивает руку.

— Разве это едят?

— Фу-ты ну-ты! Чего ты боишься! Бери. Она не кусается. И не задавай дурацких вопросов. Сорока такая же птица, как голубь или курица. Если бы тебе сейчас дали жареную курицу, ты бы небось все пальчики облизал.

С этими словами Али-баба запихивает в рот свою порцию.

— Фу ты, чёрт, как горячо, прямо огонь!

Али-баба обжёг себе язык. Он плюётся и ругается, а потом долго дует на мясо. Только удостоверившись, что оно остыло, он решается снова положить его в рот. Надо же попробовать!

— Кажется, ничего, есть можно… — Он жуёт. При этом у него такое ощущение, будто он жуёт кожу. Да, на жареную курицу это не очень похоже…

Однако Али-баба не подаёт виду, что жаркое ему не по вкусу.