Али и Нино

В последнее время я стал очень хмурым, задумчивым. Что-то мучило меня, а конкретного решения найти я не мог. Иногда по ночам уходил из дома и быстрыми шагами направлялся к небольшой мечети, рядом с которой в стареньком домике жил мой одноклассник Сеид Мустафа. Его отец был имамом этой мечети, а дедушка - известным в священном городе Мешхеде ученым. Сам Сеид Мустафа был человеком глубоко религиозным и постоянно носил зеленый пояс. Пять раз в день он совершал намаз, а в день ашура1 до крови бичевал себя цепями. Нино считала его фанатиком и ненавидела. Я же любил в Сеиде Мустафе чистоту и четкость взглядов, позволяющие ему отличать добро от зла, истину от лжи.

В этот вечер Сеид Мустафа встретил меня с грустной улыбкой мудреца.

- Ты слышал, Али хан, богач Ягуб оглы купил двенадцать ящиков шампанского, чтобы распить их с турецким офицером, который первым войдет в Баку. Подумать только! Шампанское! Вино в честь правоверных воинов-мусульман!

Я пожал плечами.

- А чему ты удивляешься, Сеид? Люди совсем потеряли голову!

- Если Аллах на кого-то разгневается, - сердито ответил Сеид, - то сведет его с пути истинного. - Он вскочил и взволнованно расхаживал по комнате. Губы его дрожали. - Вчера восемь человек бежали из города, чтобы вступить в армию султана. Восемь человек! Есть у них голова на плечах, я тебя спрашиваю, Али хан?

- Думаю, в голове у них пусто, как в животе голодного осла, осторожно ответил я, не до конца понимая, что же так возмутило моего друга.

А Сеид все более распалялся.

- Подумать только! Шииты воюют на стороне суннитского халифа! А разве не Езид пролил кровь внука Пророка? Разве не Муавийя казнил имама Али? И кто же истинный наследник Пророка? Халиф или незримый Имам Вечности, в чьих жилах течет кровь Пророка? Вот уже сколько столетий шииты в трауре. У нас с этими отступниками чаще вспыхивали войны, чем с христианами. Здесь - шииты, там - сунниты, и между нами нет ничего общего! Давно ли султан Селим уничтожил сорок тысяч шиитов? И что же теперь? Шииты идут сражаться под знаменами халифа, истребившего наследников Пророка? Неужели все забыто? И гибель сторонников истинной веры, и тайное убийство имамов? В этом шиитском городе люди с восторгом ждут прихода суннитов и уничтожения нашей религии. Ведь чего хочет Турция?! Энвер подошел уже к Урмие. Иран будет расчленен, религия погибнет. О, святой Али, явись со своим огненным мечом! Явись, о святой Али, и покарай этих отступников! О святой Али!..

Сеид Мустафа был охвачен религиозным экстазом. Он неистово бил себя в грудь, по щекам его текли слезы. Я был потрясен. Где же истина? Верно, турки - сунниты, однако, несмотря на это, я всем сердцем ждал вступления в город войск Энвера. Так что же? Напрасно, значит, была пролита кровь наших шехидов - безвинно погибших мучеников?

- Сеид, - проговорил я, - но ведь турки - наши братья? У нас один язык, в наших жилах течет одна и та же туранская кровь. Может быть, поэтому достойней погибнуть под знаменами халифа?

Сеид Мустафа вытер слезы.

- В моих жилах течет кровь пророка Магомета, - спокойно и с достоинством ответил он. - Ты говоришь, туранская кровь? Мне кажется, ты забыл, чему нас учили в гимназии. Кто живет сейчас на Алтае? Кем заселены просторы Сибири? Такими же тюрками, как и мы. Они говорят на нашем языке, в их жилах течет та же кровь. Но Аллах не дал им истинной веры, они до сих пор поклоняются своим идолам: богине воды - Су-Тенгри, богине неба Теб-Тенгри. А если в один прекрасный день якуты или алтайцы наберутся сил и пойдут на нас войной, мы, шииты, должны будем радоваться победам этих идолопоклонников только потому, что они одной с нами крови?

- Что же нам остается, Сеид! Иранский меч заржавел. А если мы пойдем против турков, получится, что мы помогаем царю. Неужели во имя Магомета мы должны защищать царский крест от полумесяца халифа? Что нам делать, Сеид?

- Что делать? Я и сам не знаю этого, Али хан.

Я смущённо умолк.

Чадила керосиновая лампа, слабо освещающая пёстрые узоры маленького коврика для намаза. Вытканные на нем яркие цветы делали коврик, похожим на небольшую лужайку, которую можно свернуть и взять с собой в путешествие.

Легко Сеиду осуждать грехи людей. Мирская жизнь была для него лишь временной необходимостью. Пройдет лет двадцать, он станет муллой в мечети имама Рзы, войдет в число мешхедских мудрецов, незримо, но ощутимо влияющих на судьбу Ирана. Уже сейчас он смотрел на мир глазами человека, понимающего, что он постарел, и смирившегося с этим. Но пусть даже он снова сделает Иран великим и могучим, это не помешало бы ему оставаться по-прежнему непримиримым в вопросах веры, быть твердо убежденным в том, что лучше погибнуть, чем погрязнуть в греховности мирских наслаждений. Вот почему Сеид молчал, не зная, что ответить. За это я и любил его - одинокого стража истинной веры.

- Наша судьба в руках Аллаха, Сеид, - сказал я. - Пусть он сам ведет нас по пути истины. Но я пришел сегодня, чтобы поговорить о другом.