Аля, Кляксич и Вреднюга

— Не забудь про малину, — напомнил Грамотейка.

— Вас угощу малиной! — подхватила Аля.

— Меня не бойтесь вы, друзья, медведь совсем не страшный я, — вдруг прорвало и Антона.

— Вроде бы получается, — сказал Грамотейка. — Ну-ка, давайте снова да ладом.

И они, даже сами не зная для чего взявшись за руки, громко отчеканили:

Навстречу вышел к ним медведь,
Такой, как на картине,
Сказал: «Мы будем песни петь.
Вас угощу малиной!
Меня не бойтесь вы, друзья,
Медведь совсем не страшный я!»

Тут над поляной промчался-прошумел порыв ветра, такой, что посшибал листья с бересклета, взвыл, как пароходная сирена — аеиоуууу! — и… перед изумлёнными ребятами появились буквы А, Е, И, О, У. Им навстречу кинулись осиротевшие было гласные Э и Ы.

— Какие же вы молодцы! — воскликнул Грамотейка, сердечно пожимая руки Але и Антону. — Мне бы одному никогда не справиться!

— Теперь можно какие хочешь говорить слова, теперь можно как угодно делиться на слоги. И правильно делать перенос! — ликовали согласные буквы.

В обнимку с гласными буквами они запели шутливую песенку:

На лугу паслись теля —
та, безрогие пока.
Я в тетрадке накаля —
кать могу тебе жука.

Лишь тогда бывает слог,
Если рядом гласный звук.
Ты бы слог сложить не смог
без него, поверь мне, друг!

Итак, Кляксич был посрамлён. Да здравствует наука!

Глава третья

— Ну вот и славно, — сказал Грамотейка. — Теперь уже двоек станет поменьше. Ребята будут правильно делить слова на слоги и переносить слова тоже будут как полагается.

Но не успел он это выговорить, как послышались чьи-то вопли:

— Грамотейка, скорее, скорее, на помощь!

Прямо к ним на полянку вприпрыжку неслись… зайцы. И зайчиха-бабушка, и заяц-дедушка, и зайчиха-мама, и заяц-папа, и целая куча зайчат, мал мала меньше.

— Что случилось? Откуда вы? — удивился Грамотейка.

— Мы с тридцать третьей страницы! — задыхаясь, начал объяснять папа-заяц. — Мы себе там мирно жили на картинке, а рядышком имел своё жительство Мягкий знак. Добрый такой, мягкий, обходительный. Зайдёт, бывало, говорит «Желаю здравствовать», уходит, мол, «Я вам кланяюсь». Или спросит: «Не надо ли чем помочь? Может, нужна морковь? Может, картофель? А может, кочанчик капустки прикатить, деток покормить?»

— Ну а дальше-то что? — не понял их тревоги Грамотейка.

— Да как что? Мы же и говорим, Мягкий знак… Ой, у тебя гости, Грамотейка! Может, они помогут, а?

— Мы за тем здесь и находимся, чтобы помочь, — солидно ответил Антон, хотя в первый раз в жизни ему довелось разговаривать с зайцами. — Только постарайтесь сначала объяснить, что случилось.

— На вашей тридцать третьей странице, — добавила Аля.

— Они пришли все!

— А Кляксич и говорит!

— А Вреднюга-то, Вреднюга, цап его прямо за вихры и в мешок, в мешок его, да ещё и верёвкой завязал.

Зайцы затараторили, перебивая друг друга, торопясь всё рассказать, но разобрать, что они говорят, было просто невозможно.

— Тише! — прикрикнул на них Грамотейка. — Ну-ка, кто-нибудь один. Давай-ка ты, заяц-папа, снова да ладом, всё по порядку.

— Так вот я и сообщаю вам, — проговорил заяц-папа. — Мы себе сидели на брёвнышке, бабушка вязала к зиме зайчаткам варежки, дедушка читал газету «Лисьи Вести», а я…

— Кому это нужно знать, — перебила его зайчиха-мама.

— Ну да, дорогая, ты, как всегда, права, — согласился с ней заяц-папа. — Так вот сидим мы, значит это, на брёвнышке, и вдруг видим, вваливается на нашу тридцать третью страницу вся компания — господин Кляксич…

— Образина несчастная, — пробормотал заяц-дедушка.

— Не перебивайте меня, папаша, — попросил заяц-папа. — Так вот, — продолжал он, — Кляксич и говорит Помарке:

«Надо же что-то сделать с этим самым Мягким знаком. Если его не будет в положенном месте, представляете себе, КЕ1КЗ.Я будет путаница! Уж двоечек-то образуется в тетрадочках, двоечек!»

И он даже потёр свои навеки перемазанные в чернилах руки.

А Помарка отвечает:

«Что я с ним могу сделать? Ну разок неправильно напишу, ну перечеркну. Помарка она и есть помарка».

«Не помощники вы, а так, рухлядь какая-то», — рявкнул на него Кляксич, заодно и на Описку, который, правда, стоял молча и вообще пытался сделать вид, что его тут даже и вовсе нет.

«Ну, Вреднюга, — сказал Кляксич, — давай, действуй».

«Я не хочу, — захныкал Вреднюга. — Я несчастный такой. Никто меня никогда не понимал. Я всегда хотел как лучше, а у меня всегда получалось как хуже».

— Тут он даже чуть не заплакал, — вставила зайчиха-мама.

«Мне так хочется, чтоб меня погладили по головке и сказали бы мне „Лапушка“», — говорил Вреднюга, — продолжал рассказ заяц-папа.

«Вот ты и будешь Лапушкой, — ухмыльнулся Кляксич, — когда оставишь мне весь первый „Б“ на второй год!»

«Вы мне обещаете? — прохныкал Вреднюга. — Меня правда будут звать Лапушкой?»

«Честное слово злодея», — отрезал Кляксич.