Альянс

– Да, но… Он просто отсылает меня домой. Совсем ничего не рассказывает. Я не знаю, что у вас происходит. У вас обоих. Вы оба закрываетесь. Такое ощущение, что Лютер снова потерял семью. Прости, что говорю такое, но он ведёт себя точно так же, как и тогда…

– Чёрт, а я ведь так до сих пор и не признался ему, что видел в тот день его отца. Должен сказать, но не хочу… – Я не договорил, но для себя отметил, что не хочу его лишний раз ранить. Кэтти незачем было это слышать.

– Меня до сих пор дрожь берёт, как вспомню, что стояла рядом с человеком буквально за минуту до его смерти. Всё настолько внезапно, я не знаю…

– Ему нравились мои родители, – сказал я, надеясь, что на этом откровении беседа закончится. – Его отец на работе постоянно пропадал, а мать… В общем, он почти вырос в нашем доме. Вся эта ситуация для него кажется невозможной.

– А для тебя разве…

– Мы говорим о Лютере, – оборвал я.

Кэтти не стала продолжать и посмотрела на небо. По дороге медленно проехал старый пикап. Водитель-толстяк неотрывно глядел на нас и, перед тем как свернуть на соседнюю улицу, смачно плюнул в окно.

– Облака бегут так быстро, – сказала она, – будто хотят поскорее пройти это место.

– Ветрено, – сказал я. – Ничего мистического.

– Я в этом не уверена. В последнее время здесь стало происходить столько всего ужасного. Сначала отец Лютера, теперь твои родители. Я не могу отделаться от ощущения, что грядёт что-то по-настоящему опасное. Ну, знаешь, для всех нас, для всех-всех.

– Дурь. И хватит уже о моих родителях. У тебя всё?

– Прости, Джейсон, не хотела тебя задеть, но ты сам ведёшь себя как козёл. Я пытаюсь помочь, а ты продолжаешь сидеть с хмурым лицом и источать злобу, вместо того чтобы как следует выговориться. Окружающие не виноваты в том, что случилось с твоей мамой. Можешь продолжать всех ненавидеть, но лучше тебе от этого не станет.

– Тебе-то откуда знать, что значит потерять родителей?

– Ниоткуда! – бросила она. – Так же, как и тебе не известно, что значит не иметь родителей, а только… – Её глаза заблестели, голос надломился. – Только эти идиотские фальшивые улыбочки на обложках. Ты не знаешь, каково видеть родителей только на официальных встречах в окружении лицемеров и обслуги… Что значит впервые остаться дома с мамой, когда она уже не твоя мама… – Кэтти старалась не плакать. У неё это плохо получалось. – Когда мы познакомились, ты говорил, что поездки в капсулах могут постепенно менять пассажира. Ты сказал, что человек, который садится в капсулу, и человек, который выходит из неё, – это разные люди. Это было так похоже на то, что случилось с моей мамой. Мне показалось, ты способен понять, что я чувствовала, когда у неё начались изменения… А ты оказался обыкновенным невежей.

– Я не набивался к тебе в друзья, да и родителей твоих не знаю.

– Я и сама их толком не знаю. – Она теребила в руках ремешок своей сумочки, проводя большим пальцем по золотистой застёжке с выгравированной фамилией «Де’Нёв». – Два года назад мы узнали, что она больна. Мама. У неё наследственное заболевание, хорея Хантингтона. Обычно у больных сначала проявляются физические симптомы, проблемы с координацией, ну ты понимаешь, судороги. Но у мамы всё началось иначе, болезнь затронула когнитивные функции. Она менялась буквально на глазах, сначала начала себя странно вести, не могла работать, не знала, что делать в какой последовательности, потом стала вести себя неадекватно, как-то даже въехала на машине в торговый центр прямо через витрину, закрыла дверцу и пошла за покупками. Перестала узнавать нас, считала, что мы силой её держим дома, наверное, из-за этого у неё появилась навязчивая идея уехать. Она не говорила, куда, может, и сама этого не осознавала, для неё важен был сам факт отъезда. В общем, это был настоящий кошмар.

– А потом? – спросил я, изумлённый внезапной догадкой. Мне хотелось ошибиться, но всё же произошедшее с её мамой наталкивало на мысль о неприкрытой закономерности в судьбах наших родителей, точно для них существовал какой-то общий, заранее прописанный сценарий.

– Начали проявляться физические симптомы, причём очень стремительно. Судороги разбили её буквально за недели. Она не могла ни ходить, ни говорить, ни даже есть.

– Да уж, – скривился я, вспомнив Его с неподвижным лицом мертвеца, сидящего на похоронах в инвалидном кресле. Ведь с Ним произошло что-то подобное, только гораздо быстрее – всего за пару мгновений. Мама Кэтти и Он. Спусковые пружины для каждого из них были свои, но приводили в действие один и тот же механизм. Такие изменения не случайны – они служили определённой цели, вот только какой? В этот момент мне искренне стало жаль Кэтти. – Хреново.