Это я уже слышала. Он повторялся. И, видимо, не зря. Несбыточную мечту ведь нужно облекать в слова и проговаривать не раз. Это дает надежду на будущее... Я не знала всех угроз, с которыми он имел дело, но даже то, что могла себе представить, не оставляло ему никаких шансов на лучшую жизнь. Вор-рецидивист, в розыске, в чужом городе, в преступной компании сомнительных друзей...
- Так вот почему у тебя серебро в волосах. Так рано... - дотронулась я до его виска.
- Ты о чем? - дернул он головой. - Я тебе о другом говорю!
- Тебя ищут.
- Не найдут! У Тристана все схвачено!
Он снова повторялся...
Наша любовь была обречена. Но я уже все решила. Сколько бы дней и ночей нам с Отари ни было отпущено, я проведу их рядом с ним.
Я вспомнила, как впервые увидела Отари. И вдруг подумала о Мишке. А он-то каким боком оказался рядом с грузинским 'гастролером'?
- Он ко мне на Черемушкинском рынке подошел, познакомились, - объяснил Отари. - Я там анашу покупаю иногда.
- Ты куришь марихуану?! - Я помнила, как 'хиппанутая' Вика с Лисы делала это и потом целый вечер хихикала, как заводная.
- Бывает, да! - отмахнулся Отари. - Не волнуйся. Это так, игрушки. Мишка твой тоже поиграть захотел. Ему понравилось. Анашой азербайджанцы торгуют. Они осторожные. Русскому мальчишке ни за что не продадут. Вот он меня и попросил для него купить, деньги дал.
Мишка никогда мне не рассказывал о том, что курит марихуану. Надо же, вот чудила!
Уже тогда он начал движение к наркотической зависимости. Потом я узнала, что марихуана в среде сторонников ее легализации считается 'легким' наркотиком. А еще - что очень успешно способствует переходу на 'тяжелые'. Через два года Мишка станет отъявленным наркоманом, и его жизнь покатится под откос.
- Ну а ты?
- Для меня это пустяк. Я теперь покупаю иногда для него. Когда для себя беру. Звоню, вместе на рынок идем. Он за это деньги хорошие платит. - Отари помолчал и добавил: - Он не знает про меня ничего. Думает, что я торгаш.
- А почему он с тобой ко мне в гости пришел?
- А я его попросил с девушками меня познакомить! - сверкнул глазами Отари. - Я видел: ему это не нравится! Но разве он мог отказать? Курить-то хочется! Ну и привел меня к тебе на новоселье! Мы решили с ним, что я врач буду!
Теперь я разгадала Мишкин ребус. Поняла, почему он не хотел вводить в мой дом Отари. Нехорошо 'классную подругу' знакомить с торгашом-грузином, да еще курильщиком анаши! И секрет его неодобрительного взгляда я раскрыла. Мишка расстроился, когда понял, что Отари мне нравится и дело не закончится знакомством на вечеринке. Но рассказать все как есть он не мог. Опасался потерять надежного поставщика травки...
- Спасибо ему, - обронила я и прижалась к Отари. Он обнял меня. - Завтра родители уезжают на дачу. Я дома почти целый месяц буду одна. Ну, брат еще, но его можно не считать. Переезжай ко мне. Будем жить вместе. А там посмотрим...
Отари издал восторженный гортанный крик и, хохоча, закружил меня по комнате:
- Оля! Люблю!!
Так началась история нашей короткой совместной жизни и долгой любви вдали друг от друга.
Глава II
ВДОЛЬ ОБРЫВА
Родители уехали, и Отари переселился ко мне. Поначалу меня немного волновала перспектива его знакомства с братом. Я надеялась, что Саша нам не помешает, хотя полной уверенности в этом не было. Все-таки мой братец представлял собой довольно необычный экземпляр homo sapiens...
Он жил отстраненно - не только от меня, но и от родителей, от соседей, вообще от людей. Оправданием этому могла бы служить богатая внутренняя жизнь. Но ее-то как раз и не было. Сильными увлечениями, хобби или разнообразием интересов он похвастать не мог. Умных мыслей не высказывал, сильных чувств, похоже, не испытывал. Девушками не интересовался, да и друзей не имел. Книг, кроме учебников, в его комнате я не видела. Он учился на юриста, но и правовыми науками занимался ровно постольку, поскольку это нужно было для успешной сдачи экзаменов.
Он жил без порыва, без души. Никогда никуда не торопился, сердцем ни о ком не болел. Казалось, он однажды решил, что существует во враждебной и абсолютно превосходящей его реальности, среди недругов. В таком положении вполне естественно никуда не стремиться и радеть только о собственной безопасности. Саша знал в жизни одну заботу - более или менее комфортное обустройство в чуждой среде под названием 'мир людей'. Поэтому был осторожен, мелочно-расчетлив и прижимист.
Через несколько лет я прочла у Василия Розанова одно упоминание о Гоголе. А надо сказать, что русский философ и публицист испытывал к литературному классику стойкую неприязнь. Так вот, он написал: 'Все его душевные движения - без всякой страсти, медленные и тягучие. Словно гад ползет". Я подумала: как будто о моем брате сказано!
Я не любила смотреть Саше в глаза. Его внимательный взгляд из-за черных роговых очков не выражал никаких эмоций. Но мне казалось, что из глубины его зрачков тайно выглядывает в мир нечто - гибко-живое, скользкое и холодное. 'Точно гад ползет'... Можно ли было ждать добра от такого человека?