Алиби

Андрей хорошо помнил, что звал Амели уже два раза, но она почему-то не отвечала. Может, она не пришла, или это я не слышу, думал он. Такое чувство, будто что-то мешает. Что-то мешает знать, почему она не отвечает. Это было, как стена, как преграда, которую невозможно отодвинуть. Он будто позвал еще раз. И снова никакого ответа. Потом прошла минута, другая, и он, наконец, преодолел то, что мешало. Он открыл глаза и понял, что просто спал. И то, что он звал Амели, ему всего лишь приснилось.

Она сидела, как всегда, на своем месте, и вязала очередной воротничок. И увидев, что Андрей проснулся, поздоровалась одними глазами. Он долго смотрел на блестящий, металлический крючок в ее правой руке. Крючок то исчезал, то появлялся снова, словно ткал серебристо-сиреневые нити света, пробивающегося в окно. Ткал воздух, запах утреннего кофе, предрождественского снега, ткал настроение, создавая ауру предстоящего дня.

– Томас сказал, у тебя вчера была температура, – слегка вопросительно проговорила она. – Если так, я приготовлю тебе чай не очень горячий.

– Температура? Была небольшая, – отозвался Андрей. – Но это, я думаю, не от бедра. Нога не болит. Это просто сквозняк, – сказал он то, о чем думал не раз. – Надо на улицу. Там все пройдет, – договорил он.

– Вот, кстати, – оживилась Амели, – Кузен Томаса Берндт, тот, что в зеленой шляпе, приглашает всех нас на прогулку. И даже предоставляет коляску.

– Экипаж? – уточнил по Отрожкинской привычке Андрей.

– Коляску, запряженную лошадью, – медленно, доводя до его сознания все про коляску, говорила она. – Только вот, сможешь ли ты? – спросила она. Андрей утвердительно кивнул. Он посмотрел на нее полным нетерпения взглядом, словно говоря, что это не подлежит обсуждению. И опять кивнул.

***

Коляска, на резиновом ходу, ехала неслышно так, будто скользила по асфальту, как скользит по воде видная издалека водоплавающая птица.

Андрей сидел на заднем сидении, рядом с ним – хозяин коляски, Берндт, в своей зеленой шляпе. Напротив, лицом к ним – Томас и Амели.

– Берндт, – представился Андрею сидящий с ним рядом человек, обнажив в улыбке два золотых резца.

– Андрей.

– О, я знаю. Я о вас много знаю. И много раз видел в окне. Удивительно, что мы знакомимся только сейчас, – сказал Берндт.

Андрей согласно кивнул, потом улыбнулся, и увидел, как напряглось лицо Берндта. А его глаза, цвета морской капусты, расширились.

– Вы бледны, – сказал он, уже поддерживая Андрея за плечи, чтобы он не упал. Через минуту, когда кровь стала приливать к лицу, Андрей поблагодарил и несколько раз выдохнул воздух.

– Вот что значит не выходить так долго на улицу, – сказал он.

– Разумеется. Но вы же не могли, – будто чтото для себя уточняя, посмотрел на Андрея Берндт.

– Да и теперь еще не вполне, – ответил за Андрея Томас, взглянув на Амели, словно ища у нее подтверждения.

Амели согласно кивнула.

– Ничего. Сейчас уже лучше. Когда-то надо, произнес Андрей.

– Я думаю, сегодня подходящий день, согласился Берндт, поглядев вокруг. Метрах в трехстах от дороги, справа, сверкая на солнце изморозью, возвышался Замок. Правая, восточная, полуразрушенная стена отделяла его от покрытого инеем луга. За западной стеной, внизу, у самой реки, хранила покой ветряная мельница. Её лопасти тоже сверкали на солнце застывшими на небольшом морозе каплями влаги.

Коляска легко и безудержно приближалась к реке, и Андрей то и дело поглядывая вперед, и ничего там не видя из-за крупа серой, в белых яблоках, лошади, нет – нет, да и думал о том, что произойдет, когда река преградит им дорогу. Но в какой-то момент дорога изменила направление, и абсолютно круглый, поросший лесом и кустарником холм, который она огибала, остался сзади, а два кокетливых ажурных моста, переброшенные через реку, словно коромысла, на расстоянии двухсот или чуть больше, метров друг от друга, предстали вдруг, как неожиданный промысел высшего разума. И Горошин стал рассматривать теперь противоположный берег, где краснели крышами небольшие домики среди желтых осенних листьев, тоже покрытых изморозью и блестевших на солнце. И там, по всей видимости, думал Андрей, им предстояло ехать.

– Это – дорога на Миттельштадт, – сказал Берндт, понимая, что взгляд Андрея уже простирался гораздо дальше домиков с красными крышами, несмотря на то, что коляска только еще приближалась к мосту.

– А дальше, за Миттельштадтом, километрах в двадцати, лагерь для русских военнопленных, – сказал Берндт. – Все время бегут, – после паузы сказал он. – И много умирают. Не выдерживают холода.

– Есть ли там кто-нибудь из Второй Армии? – спросил Андрей.

– Есть, – отозвался Томас, обратившись теперь взглядом к своему кузену.

Человек в зеленой шляпе что-то понял. Потом сказал —

– Я недавно помог тут одному русскому. Пришел в мой дом ночью, забрался на чердак. Но был там недолго. Собаки обнаружили. Беленький такой, лицо аж светится, такой худой. Дай, говорит, хлеба и одежду. Кончится война, верну. Очень по-русски, правда? – улыбнулся он, взглянув на Томаса.

– И вернул бы, – отозвался Андрей, поняв, о чем он.