Алиби

Между тем, вести были все тревожнее. Положение менялось каждую минуту. «Императорский поезд, следуя кружным путем, распоряжением из Петрограда дальше Вишеры пропущен не был, – читал Андрей в “Berlinische Zeitung”, – и после получения сведений о признании гарнизоном Петрограда власти Временного Комитета Государственной Думы и присоединения к Революции царскосельских войск, Государь велел повернуть на Псков, и дальше – Первого марта вечером, во Пскове, выслушав генерала Рузского, Государь ознакомился с положением, но решения не принял. Всю ночь телеграф передавал разговоры, полные глубокого интереса к решающейся судьбе страны. Рузский говорил с Родзянко и Алексеевым, Ставка – с Главнокомандующим. Во всех разговорах одно – отречение неизбежно. Потом пришла телеграмма от Царя с отречением в пользу сына. Затем – сообщение о том, что во Псков едут делегаты Комитета Государственной Думы Гучков и Шульгин. И Царь снова задерживает опубликование акта об отречении. Вечером прибыли делегаты. Среди глубокого молчания присутствующих Гучков обрисовал картину бездны, к которой подошла страна, и назвал единственный выход – отречение. «Я вчера и сегодня целый день обдумывал, – сказал Государь, – и принял решение отречься от престола. До трех часов дня я готов был пойти на отречение в пользу своего сына, но затем я понял, что расстаться со своим сыном я не способен. Вы это, надеюсь, поймете. Поэтому я решил отречься в пользу моего брата» – продолжал читать Андрей. И вот ответ Михаила – «Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне императорский Всероссийский престол в годину беспримерной войны и волнений народа. Одушевленный со всем народом мыслью, что выше всего – благо Родины нашей, принял я твердое решение, в том лишь случае воспринять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием, через представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского». Андрей читал газеты, не успевая связывать одно с другим. На глаза попалась газета, которая сообщала о заседании Совета Рабочих и Солдатских депутатов – «Вчера стало известно, что Временное Правительство изъявило согласие на отъезд Николая Второго в Англию, и даже вступило в переговоры с британскими властями, без согласия и без ведома Исполнительного Комитета Совета рабочих депутатов. Мы мобилизовали все находящиеся под нашим влиянием воинские части, и поставили дело так. чтобы Николай Второй фактически не мог уехать из Царского Села без нашего согласия. Мы разослали телеграмм, командировали комиссаров, воинские силы с броневыми автомобилями, и окружили Александровский дворец плотным кольцом. С этого времени Царь находится под охраной».

Пройдет еще несколько месяцев, и станет известно, что первого августа семнадцатого года царская семья отправлена в Тобольск.

Пока Андрей собирался домой, он окреп. Мог уже достаточно долго стоять на ногах. А ежевечерние прогулки, недалеко от дома, в сопровождении Амели, почти не утомляли. Приближался день, когда можно было назначать сроки. К тому же, к Берндту уже раза два наведывались власти, расспрашивали, не знает ли он, у кого из ближайших соседей могут прятаться сбежавшие из лагерей русские. Берндт выказывал полную неосведомленность, но сам, конечно, был заинтересован. чтобы Чистилин съехал, как можно скорее. И обещал доставить на место, откуда они должны будут идти сами.

Начало октября было солнечное и теплое. Уходить назначили на двадцать шестое. А двадцать пятого вечерние газеты сообщили, что Временное Правительство арестовано большевиками. Никто, кроме юнкеров, и женщин-ударниц, бывших в Зимнем Дворце, за Временное Правительство не вступился. А воинские эшелоны один за одним переходили на сторону большевиков. Объявили декреты о мире и о Земле – два насущных вопроса, которые были важны для народа. И эти два насущных вопроса должны были обсуждаться вдруг появившимся «народным» правительством. Если русское общество, сменившее Царское Правительство, оказалось неподготовленным к принятию власти и вообще к крупным решениям, то теперь пришли другие люди. Они собрались с периферии в столичные города, и никого ни в чем, не убеждая, действовали. И время от времени объясняли народу что-то такое, чего народ, якобы, не знал, но что надо было знать, чтобы достичь лучшей жизни.

Ничего этого Андрей еще толком не понимал. Но объявленный поздний мир с теми, кого так и не удалось, на тот момент, победить, вызывал в нем неприятие, переходящее в глубокое отвращение. Наконец, наступил день, когда пришел Томас и сказал, что собирается группа для перехода через линию фронта. И что, кроме Андрея и Чистилина, еще будут двое из лагеря. Собрались, примерно, через месяц.