Алиби для красавицы

Удар действительно зверский. Сева отлетел назад, выпустил меня из рук и хрипло дышал, выпучив глаза. Надо было развивать успех. Я мгновенно развернулся и с ходу ударил его ногой в колено. Сева все-таки парень тренированный и, даже получив мой тройной удар, стоял в нормальной боевой стойке, полусогнув ноги и выставив левую чуть вперед, ну, я и ударил его в колено опорной правой ноги – ее не уберешь, на ней весь вес. Такой удар в колено окончательно лишил его преимуществ роста, да и вообще после такого быстро не соберешься. А я, не останавливаясь на достигнутом, снова пошел в атаку и, воспользовавшись тем, что он раскрылся, нанес ему хороший удар прямой ладонью в кадык.

При ударе важна не сила, а резкость – все равно мне с моим петушиным весом мощного удара не нанести, а вот резкий – это запросто. А чтобы удар был резким, нужно бить расслабленной мягкой рукой, на выдохе, и только в самый последний момент, когда рука соприкасается с телом противника, надо ее напрячь. Тогда удар получается страшным.

Вот именно такой у меня и получился: выбросил вперед на резком выдохе расслабленную руку, напряг ее в последний момент, чтобы стала, как железная, и воткнул Жеребцу в кадык.

Сева отлетел к стене, сполз по ней на пол и затих, не подавая признаков жизни. Честно говоря, мне его даже стало жалко. Он же просто выполнял свои служебные обязанности. Работа у него такая.

Однако размышлять на все эти темы мне было некогда, надо было срочно смываться. Я бросился прочь по коридору, пока на помощь Севе не подоспели его коллеги-братки. Лифтом пользоваться не хотел по причинам, которые уже перечислял, и добежал до лестницы. По этой лестнице кто-то уже с грохотом мчался мне навстречу. Дело шло на секунды.

В любом единоборстве, хоть восточном, хоть западном, главный принцип – это использовать движение противника: если он бежит вниз – надо ему помочь. И еще один принцип – превращать достоинства противника в недостатки, а свои недостатки – в достоинства. Я снова воспользовался своим малым ростом, присел, сгруппировался и, как мячик, подкатился противнику под ноги. Он не успел затормозить, перелетел через меня и загремел вниз по лестнице, пересчитывая головой все ступеньки. Для усиления эффекта я в последний момент разогнулся и подтолкнул его в спину.

Разглядывать результат своих действий мне было некогда: я взлетел на первый этаж, потом, вспомнив разговор Жеребца с Ахметом, – на второй. Бросился было по коридору, но навстречу мне, громко топая, бежали уже двое здоровенных «быков». Я развернулся на ходу и снова побежал вверх по лестнице.

Следом за мной лестница гремела от топота ног. По-моему, меня догоняли уже не двое, а человека три-четыре, но я не оглядывался – во-первых, некогда, а во-вторых, не хотел расстраиваться.

Промелькнул третий этаж, четвертый, пятый… Вот и шестой, как я помнил, последний. Лестница кончилась, я снова припустил по коридору. Преследователи немного отстали: я все-таки нахожусь в хорошей форме, а маленький вес при беге на средние и большие дистанции – большое преимущество.

Вдруг в нескольких метрах передо мной распахнулись дверцы лифта, и из него, как чертик из табакерки, выскочил Толян собственной персоной. Увидев меня, он встал посреди коридора, перегородив дорогу – расставил ноги, как шериф в вестерне, и вытащил пушку. Я нырнул под его руку и как следует врезал каблуком по ноге. Толян, видно, засиделся на кабинетной работе, утратил живость реакций. Взвыл от боли, махнул ногой, нацелившись мне в подбородок, но я снова поднырнул под удар и с размаху пнул его между ног. Грубо, но действенно.

Толян привалился к стене, ловя ртом воздух, а я побежал дальше по коридору. Сам не знаю, на что я рассчитывал, но дуракам везет: в дальнем конце коридора обнаружилась еще одна лестничная площадка, и с нее железная пожарная лесенка вела наверх.

Я полез по этой лесенке, как матрос по трапу, а по коридору уже неслись преследователи. Одним духом преодолев трап и толкнув головой железную дверцу, я оказался на крыше здания. Пейзаж был унылый: спрятаться некуда, путей отхода – никаких. Пара технических надстроек, вентиляционных или лифтовых блоков – и это все.

Я лихорадочно оглядывался, а снизу уже раздавались звуки погони.

Добежав до края крыши, я увидел, что рядом с шестиэтажным домом, который мне уже, можно сказать, сделался родным, стоял другой, пониже – наверное, пятиэтажный, отделенный от моего не очень широким проездом. То есть этот проезд показался бы не очень широким внизу, если в него нужно было бы въехать на машине, а здесь, наверху, он был здорово широкий и перепрыгнуть через него – а именно такая мысль у меня возникла – казалось почти невозможным.

Взглянув с края крыши вниз, я присвистнул: если отсюда грохнуться, костей точно не соберешь. Ну, зато все проблемы разом кончатся…