— Но когда полковник Мацылев вернулся без вашего мужа, почему у вас возникла мысль, что его в чем-то заподозрили? Разве вы не говорили того, что, заподозренный, ваш муж мог не снести оскорбления, покончить с собой?
Плевицкая отрекалась от своих слов:
— Нет, я этого не говорила! Я не думала, что моего мужа могли в чем-то подозревать.
— Когда вы узнали об исчезновении генерала Миллера?
— Узнала от полковника Мацылева тогда, когда он приехал ночью спрашивать, не вернулся ли Николай Владимирович.
— Вспомните точно, что вы тогда сказали. Какими были ваши первые слова?
— Ну, как я могу вспомнить?.. Я страшно испугалась, начала спрашивать: «Где мой муж? Что вы сделали с ним?» Потом, когда полковник Мацылев сказал, что с ним приехали адмирал Кедров и генерал Кусонский и они ждут на улице, я высунулась в окно и крикнула, что Николай Владимирович, может быть, у Миллера или в Галлиполийском собрании. А они мне сказали: «Когда Николай Владимирович вернется, пришлите его в полицейский комиссариат. Мы все сейчас туда едем».
— Считаете ли вы вашего мужа виновным в похищении генерала Миллера? — спрашивал следователь.
— Не знаю… Раз он мог бросить меня, значит, правда, случилось что-то невероятное. Я не могу допустить, что он виноват, считала его порядочным, честным человеком. Нет, невозможно допустить… Но записка генерала Миллера и то, что он меня бросил, — против него.
— Умоляем вас, скажите правду!
— Не знаю. Я правду говорю. Я ничего, ровно ничего не знала.
Надежда Плевицкая была обречена. Приговор был жестоким — двадцать лет каторжных работ. И прокурор еще сказал, что сожалеет, что по закону не может требовать для Плевицкой большего наказания. С учетом ее возраста — ей было 54 года — это означало пожизненное заключение. Фактически на ней отыгрались за Скоблина.
Кассационный суд отказал в пересмотре дела. Президент Франции отказался ее помиловать. Владимир Бурцев по сему поводу радостно написал: «Пусть гниет в тюрьме!»
Бурцев считал, что Плевицкая чуть ли не с детских лет была советским агентом и что это она втянула в эту работу мужа. Многим эмигрантам казалось, что не мягкий и влюбленный в жену Николай Скоблин, а властная Плевицкая, которая была старше мужа на семь лет, наладила связи с Москвой.
Эмиграция легко забыла о том, что совсем недавно Плевицкая была кумиром русских людей, оказавшихся на чужбине. И одна эмигрантская газета писала: «Песни Плевицкой для национального самосознания и чувства дают в тысячу раз больше, чем все гунявые голоса всех гунявых националистов, взятых вместе».
И только княгиня Лидия Леонидовна Васильчикова рассказывала знакомым о том, как во время первой мировой войны, когда она работала в госпитале в Ковно, приехала знаменитая Плевицкая. Певица стала сиделкой, давала концерты раненым, поражала всех трудолюбием. Об императоре говорила: «Мой хозяин и батюшка».
Да еще директор банка, в котором Скоблин и Плевицкая держали свои деньги, высоко отозвался о своих клиентах:
— Они боготворили царскую семью. Более убежденных и, как я уверен, более искренних монархистов трудно встретить. Поэтому для меня возможность работы Скоблиных для большевиков представляется совершенно невероятной. Скоблины чувствовали слабость к Германии. Неоднократно генерал Скоблин говорил, что рано или поздно Гитлер спасет Россию.
Председатель суда Дельгорж в своем заключительном слове ясно объяснил присяжным заседателям, кого они должны считать виновными. Эмигранты, не имевшие возможности побывать в заде суда, прочитали речь судьи в книжке Бурцева:
— Советский пароход «Мария Ульянова» находился в Гавре с 19 по 22 сентября и в этот день неожиданно в 20 часов 45 минут снялся с якоря.
В тот день около 5 часов дня к борту советского парохода прибыл грузовик, принадлежащий советскому полпредству. Прежде чем таможенники смогли вмешаться, — как это требуется правилами, — матросы вытащили из грузовика большой ящик. Было видно, что ящик очень тяжел.
После того, как ящик был погружен на борт парохода, при первой же возможности он снялся и отошел от набережной.
Из Гавра в Ленинград наиболее короткий путь проходит через Кильский канал. Но на сей раз пароход прошел, огибая Данию. Он избежал прохода через территориальные немецкие воды, и есть основания полагать, что таким образом он хотел избегнуть возможного на его борту обыска.
Кроме того, «Мария Ульянова», выгрузившая груз кож, должна была погрузить советский самолет, на котором советские летчики перелетели в Америку. Но она его не погрузила.
Известно также, что капитан парохода получил утром 22 сентября радио на коротких волнах быть готовым к отплытию. Немедленно по получении этого радио капитан парохода, которого, кстати, нет больше на пароходе, имя которого неизвестно и которого, несмотря на все старания судебного следователя, ему не удалось допросить, сделал все необходимое для отхода.