Он едва не сорвался на крик. Ее возбуждение находило выход в смехе. Однако ей пришлось успокоиться, когда подошедшая стюардесса раздвинула перед ней столик, на который стюард в белоснежной куртке водрузил рюмку «Лонг Джон». Подождав, пока он уйдет, Жанна прошептала:
— Твое здоровье!
Он отвернулся, так что виден был только его профиль, перечеркнутый повязкой. Отпив глоток, она заметила, что Сальваторе в обществе Джека направляется к бару для пассажиров первого класса. Ее удивило, что бар располагался в передней части салона, а не в задней, как обычно. Старик держался превосходно. То, что он даже в самолете не снял перчаток, как это делают некоторые богачи, придавало ему особый шик. Впрочем, на то были свои причины. Отпечатки его пальцев имелись в картотеке Интерпола… Перчатки были только на старике и Муше. Остальные были неизвестны полиции, и ничем не рисковали даже в том случае, если после операции американской службе идентификации удалось бы обнаружить их отпечатки пальцев. Сквозь повязку Муш разглядел спину итальянца и спросил:
— Куда он?
— Я думаю, хочет осмотреться.
— Держитесь на расстоянии. Он может засечь нас из бара.
Прикусив край рюмки, Жанна тихонько засмеялась:
— Вы его боитесь?
Муш запрокинул голову, чтобы следить за действиями старика, не слишком сдвигая повязку.
— Глупышка! Я боюсь только за вас. Вы ведь лучше моего знаете сицилийцев, раз замужем за одним из них…
Она отодвинула от него ногу и уселась поглубже в свое кресло. И в самом деле, этот народ не шутит с супружеской изменой. Вновь по ее телу пробежала дрожь, но теперь причиной ее был вернувшийся страх. Однако она ни о чем не жалела. Убийца с самого начала поразил ее, и, может быть, именно поэтому в тот памятный день, в сарае, ему удалось сделать ее счастливой. Украдкой Жанна поглядывала в сторону бара, который не был отгорожен ширмой. Ее свекор стоял со стаканом в руке и о чем-то беседовал с Джеком, не переставая внимательно следить за окружающими.
Муш неожиданно сказал:
— Время рассчитано по минутам, и мне больше не удастся с ним поговорить. Я забыл кое о чем его попросить.
— О чем?
— Это касается моей коллекции марок. Пожалуйста, скажите ему, чтобы он отдал ее моей дочери.
Жанна повернула голову к своему соседу. Решительно, он сбивал ее с толку. Он думал о дочери в тот самый момент, когда они готовились к ограблению века. И все же она пообещала:
— Не беспокойтесь, я не забуду.
— Спасибо. Пусть он с ней свяжется, когда сочтет нужным.
Она допила виски и искренне сказала:
— Вы странный человек!
— Могу я на вас рассчитывать?
— Я ничего не забуду…
— Спасибо, — повторил он, вытягивая ноги и откидывая спинку кресла. — Не могли бы вы попросить для меня плед? Я хочу немного вздремнуть. Разбудите меня, когда будет нужно.
Фиалковые глаза Жанны широко раскрылись.
— Вы сумеете заснуть перед тем, что нас ждет?
Из-под щеточки усов, придававших Мушу немного смешной вид, блеснули зубы.
— Я могу спать где угодно. Думаю, что сумел бы вздремнуть даже накануне собственной казни, если бы мне не удалось смыться.
И снова Жанна почувствовала дрожь, но ничего не ответила, потому что стоявший у бара свекор бросил на нее внимательный взгляд, прежде чем обратить его на готовившихся отойти ко сну ювелиров.
— Нельзя ли принести плед для больного? — спросила она у стюардессы, которая танцующей походкой шла по проходу, приводя в восхищение следивших за ней мужчин.
— Сию минуту, мадемуазель, — ответила, удаляясь, блондинка. — Вам тоже?
— Будьте добры, — согласилась Жанна и вытянула ноги.