— Она мне нравилась, если предельно откровенно, даже очень нравилась. Вы ведь видели Полину? — Губин кивнул. — Так вот ответьте: какого мужчину она могла оставить равнодушной? Это как искусно выполненная драгоценность, которой в ювелирном магазине любуются поголовно все, только вот далеко не каждый способен стать ее обладателем. Мне понятен скрытый смысл вашего вопроса: нет, между мной и Полиной ничего такого не было. Уже хотя бы потому, что она являлась женой моего отца, которому я обязан буквально всем. Если бы не он, я не сидел бы в этом кресле, а вполне возможно, бегал бы по Киеву от какой-то фирмы по киоскам да супермаркетам, навязывая им зажигалки, батарейки, пакетики с сушеными кальмарами да презервативы с усиками и без оных. А отец, как вы приметили, стар, но далеко не до такой степени, как вам, наверное, кажется. У нас вообще-то прекрасная наследственность: мой семидесятипятилетний прадед, овдовев, как и отец, взял в жены ядреную, кровь с молоком, крестьянку и великолепно с нею управлялся. Понимаете, в каком смысле? Дед, которому посчастливилось дожить до глубокой старости вместе с бабкой, даже в преклонные годы не пропускал веселых разбитных бабенок. Отец, полагаю, тоже не оставлял Полину неудовлетворенной.
— Виталий Валерьевич, не обижайтесь, Бога ради, но вы что, свечку держали? — с веселым цинизмом спросил Губин.
— Сестра, Ирина, мне об этом как-то шепнула. А с ней по-свойски, по-женски, так сказать, поделилась сама Полина. Извините, но если у вас больше вопросов нет, то… Через полчаса у меня встреча с важным деловым партнером, и я должен успеть к ней подготовиться.
— Да-да, конечно, — согласился Феликс. — На прощанье позвольте полюбопытствовать: а где именно вы находились вчера?
— Здесь, в офисе.
— Целый день?
— Устанавливаете, есть ли у меня алиби? — усмехнулся Яворский-младший. — Нет, я на работе был до обеда. Провел селекторное совещание, сделал ряд необходимых звонков, посидел над документами. А после обеда уехал.
— Куда? — улыбнулся Феликс. — Извините, но мне нужно восстановить ваш день буквально по минутам.
— Зачем? — вяло, чисто риторически спросил Виталий, и было ясно, что он просто хочет выиграть хотя бы несколько секунд.
— Ну, ответ на этот вопрос знает любой, кто хоть однажды в жизни прочитал детективный роман, — и в голосе, и во взгляде Губина — неприкрытая насмешка.
— Да, конечно, — смущенно пробормотал Яворский. — Дело в том, что… что мне необходимо было уделить внимание деловому партнеру. Зарубежному.
— Из какой страны он?
— Из Франции. И не он, а она. Мари Лакруа, представитель крупного издательского дома.
— Но ведь вы, насколько понимаю, занимаетесь поставками в нашу страну газа? — удивился Феликс.
— Одно другому не мешает, — возразил хозяин кабинета. — Кто-то ж должен заботиться и о духовном здоровье нации…Так вот, мы запускаем крупный совместный проект, связанный с изданием исторических книг, посвященных давним связям Украины и Франции. Три дня напряженно работали, а вчера выдалась возможность отдохнуть. Не мог же я хоть немножко не показать гостье Киев и его окрестности. Без культурной программы такие поездки, как правило, не обходятся.
— Эта француженка впервые в Киеве?
— Нет, она уже приезжала прошлой осенью. Тогда мы лишь обсудили проект, который сейчас, слава Богу, уже приобрел зримые очертания.
— И что же вы ей показали из наших достопримечательностей?
— В Пирогово свозил. Знаете, эти сельские хатки, ветряные мельницы и деревянные церквушки произвели на Мари неотразимое впечатление.
— Вчера там с ней были?
— Позавчера.
— А вчера?
— Вчера она посмотрела Аскольдову могилу. А потом был просто день отдыха. На лесной, скажем так, поляне. Нечто вроде пикника по-украински.
— И большая компания собралась? — уточнил Феликс.
Яворский слегка покраснел, потом поморщился и нехотя выдавил:
— Н-нет. И вообще, я предпочел бы не распространяться на эту тему.
— Но водитель-то может подтвердить факт сей буколической картинки? Или, скажем, переводчица, которая облегчала общение двух молодых пейзан, расположившихся в тени какого-нибудь дуба-великана?
— За рулем был я, собственной, так сказать, персоной. А переводчик нам не требовался, поскольку я весьма прилично говорю по-французски.
— Виталий Валерьевич, а с самой Мари Лакруа я смогу побеседовать?
— Боюсь, что нет. Два часа назад она улетела в Париж.
— Плохо, — искренне огорчился Губин. — Если откровенно, подозревать вас в совершении преступления пока что не приходится. Но следствию надо знать, где и как вы провели вчерашний день. Вы ведь член семьи Яворских. Извините, а сколько лет этой Мари?
— Двадцать восемь.
— Шарму хоть отбавляй?
— Как у всякой истинной француженки, — пожал плечами Виталий Валерьевич.
— Ответьте честно — у вас с Мари чисто деловые отношения? — Губин опять применил свой «детектор лжи», и Виталий Валерьевич, отведя глаза в сторону, снова оказался в роли побежденного.
— А какие, позвольте, они еще могут быть? — в голосе его явно сквозили досада и раздражение.