Алийское зеркало

– Звери меня не тронут, – со странной уверенностью заявила дочка. – Я знаю. Если я им вреда не причиню, то и они… Люди хуже. Они не понимают.

– Я тоже? – зачем‑то спросила я.

– Ты понимаешь, – подумав, ответила Ири. – Ты же говорила с волчицей, а она отвечала! А другие бывают хуже зверей, ничего им не объяснишь…

– Только в замке такого не скажи, – попросила я, взяв ее за плечи. – А не то… такого насочиняют!

– Не скажу. Говорю же – они не понимают. Не слышат даже. Ни собак, ни лошадей… Вот Марта‑скотница – та умеет с коровами разговаривать, но она сама по себе, – Ири вздохнула, – не очень умная.

У Марты и впрямь с головой было неладно, но она хорошо ладила со скотиной, умела успокоить даже самую бодливую корову или буйного бычка, козы ходили за ней как привязанные, и даже дерзкий петух, однажды клюнувший самого герцога, слетал к ней на могучее плечо и ласково щипал за ухо.

Я вспомнила Ирранкэ: видела, как он гладил коня, собираясь в дорогу, и вроде бы шептал ему что‑то, а жеребец норовил положить голову ему на плечо и ласково фыркал… Может, у Ири алийская кровь так сказывается? Или просто совпадение?

– Идем, – сказала я, подумала и добавила: – А увидишь того человека, что к тебе руки тянул, укажи мне на него. Ему не поздоровится!

– А что ты ему сделаешь, мама?

– Убью, – спокойно ответила я. – Так ведь поступают волчицы?

Глава 7

А время шло незаметно: я вдруг обнаружила, что стала тетушкой нескольких племянников, – это мои братья успели жениться и обзавестись потомством, сестры тоже – какая была сговорена, какая на выданье. Вот когда пригодились припрятанные деньги: кому на свадьбу подарок приготовь, кому на рождение!

Ири выросла настолько, что ее вполне можно было принять за взрослую девушку, и хоть одевалась она очень скромно, на нее все равно глазели и юнцы, и бородатые мужчины, и это меня пугало.

– Хоть с головой в портьеру заворачивайся, а лучше в рыцарские доспехи прячься, – ворчала она вечерами, – ты посмотри, мам, опять синяк! Это маркиз Арлен, щиплется, как гусак. Из самого уже песок сыплется, а он все «внученька» да «внученька»! Пень старый…

Что я могла поделать? Ко мне, помнится, не больно-то приставали, но я в этом возрасте не была и вполовину так хороша, как Ирена! Гонять от нее слуг было мне по силам, да она и сама могла и ответить, и оплеуху дать: рука у дочки оказалась потяжелее моей. Но то слуги, они понимали, что не про их честь такой цветок расцвел. Однако, если им прикажут доставить девочку господину…

Но куда деваться? Отправить Ири в деревню к бабушке, смотреть за малышней? Но там тоже парней хоть отбавляй, затащат на сеновал, всего и дел-то… как вон матушку мою. Та, положим, не больно-то сопротивлялась, потому как мой отец оказался ей по нраву, но она была уже взрослой, а Ири еще ребенок! Да и не отобьется она от двоих-троих.

Если бы удалось пристроить ее горничной к какой-нибудь знатной даме или девице из тех, что сумели бы защитить! Ведь Ири умела и одеть госпожу, и причесать, и даже лицо накрасить, уж молчу о шитье и прочем… Но куда там! Какая женщина потерпит подле себя и своих дочерей горничную, которая намного красивее их? Даже дряхлые старухи подбирают служанок поневзрачнее: такие и с кавалерами по углам не обжимаются, и вообще… знают свое место.

Когда меня одолевали такие мысли, я звала ее и шли мы прочь из замка, обычно ночами, недалеко, до оврага. Ири разведала, как можно выбраться наружу, минуя стражу: в старой башне, которая все никак не могла обрушиться, хотя с ее макушки то и дело падали камни, имелся подвал, а из подвала лаз вел за пределы крепостных стен. Конечно, я запрещала дочери лазить на эту башню, она и не лазила… на нее, а насчет подвалов уговора не было – так она и заявила, когда я отругала ее за рискованные похождения и испачканное платье.

Зимними ночами из леса выходили волки. Может, те самые, может, другие, я среди них отличала только ту волчицу, а вот Ири, казалось, знает каждого.

Иногда мимо проходили лоси – огромные и неуклюжие с виду, они двигались удивительно быстро и плавно на длинных своих ногах, взрезая грудью глубокий снег, будто невиданные корабли бороздили пенные волны, и исчезали в лесу. Правда, против соленых сухарей устоять не могли – подходили полакомиться. Особенно лосята любили угощение, совались бархатными мордами в руки, забавно сопели и косили темными глазами – не припрятали ли мы чего-нибудь?

Время от времени откуда-то из темноты бесшумно слетала на мягких крыльях сова – только и заметишь дуновение ветерка, – и снова пропадала.

Ранним утром на снегу мышковали лисы, ослепительно-огненные на белом…

Ну а весной и летом в лесу было раздолье! И по осени – я никогда не забредала так глубоко в лес, как делала это теперь, с Ири.

– Откуда ты знаешь, что это съедобные ягоды? – спрашивала я в который раз.

– Птицы клюют, значит, съедобные, – отвечала она, набивая рот.

– Лоси вон мухоморы едят!

– Но это же совсем другое, мама, – серьезно говорила Ири. – Попробуй. А вот те не трогай. Они тоже красивые, но ядовитые.

– Их ведь тоже птицы клюют.