Алийское зеркало

Мы уходили все дальше на запад, теперь уже по дороге, потому что в лесу намело сугробы мне по подбородок и пробраться по ним было невозможно. А вот ночевать под снегом оказалось очень даже славно! И тепло, и снаружи поди еще заметь…

Но, конечно, когда представлялась возможность, мы забредали в деревни и на постоялые дворы. Где-то нас пускали на ночлег, где-то мы покупали припасов в дорогу, а кое-где даже удавалось помыться и постирать белье.

Иногда нам везло проехать сколько-нибудь с попутным обозом: санный путь уже открылся, и возчики обычно позволяли прокатиться немного, дать роздых усталым ногам, особенно за мелкую монетку. А как-то раз мы двое суток провели под сугробом — такая разыгралась метель!

— Мам, — сказала Ири, когда мы откопались, и посмотрела на небо. — Дальше идти нельзя. Скоро уже начнутся настоящие бури, мы их не переждем.

— Тогда надо добраться до ближайшего постоялого двора, — кивнула я, — придется пожить там. Ну да я могу наняться стряпухой или судомойкой, за кров и еду, чтобы деньги-то не тратить, они нам еще пригодятся!

— Я тоже могу на кухне помогать, убираться или там за птицей смотреть, — кивнула Ири. За время нашего путешествия она похудела, осунулась, но странным образом сделалась еще красивее.

Лица у нас обеих обветрились от холода, приходилось мазать на щеки гусиный жир, а еще Ири придумала протирать лица травяным настоем: от него мы сделались намного смуглее, чем были на самом деле. И если кто-то и ищет девочку с кожей белее снега, с волосами черными как смоль, алыми губами и глазами изменчивыми, как море… пускай сперва попробует разглядеть ее в этой вот замарашке с красным от холода носом, растрескавшимися губами и инеем на бровях!

Одежда наша пообтрепалась и давно не выглядела новой. Ири натягивала шапку до бровей, сверху обматывалась шерстяным платком, одни глаза наружу — так было в самый раз. Я поступала так же. В одной деревне еще до наступления холодов нам удалось купить овчинные душегреи, и теперь мы выглядели как заправские крестьянки.

Нам повезло выйти к постоялому двору как раз вовремя: уже собиралась буря, должно быть, первая настоящая зимняя буря: ветер выл протяжно и страшно, стонали деревья, по кронам шел гулкий перещелк — это замерзшие сучья стучали друг о друга, мела поземка, и уже сложно было отличить небо от земли, хотя до заката оставалось еще немало времени!

— В такую погоду хозяин собаку на улицу не выгонит, — вздохнул хозяин, когда мы немного оттаяли и попросились на постой. — Только некуда мне вас поселить, много тут таких… Хотите, на конюшне ночуйте, она просторная, хотите — прямо тут, на лавках.

— Мы можем и на лавках, почтенный, — кивнула я, шмыгая носом, — да и на полу, одеяла-то есть. Лишь бы не под открытым небом!

— Ну, тогда оставайтесь.

— А может, по хозяйству помочь нужно? — спросила я. — Мы все умеем: и готовить, и прибирать, и шить, и за птицей ходить…

— На кухне пригодитесь, пожалуй, — кивнул хозяин, подумав. — Народу много, мой кухарь с ног сбивается. Разносолов мы тут не подаем, так что всяко справитесь. А девчонка твоя пускай на подхвате будет. Посуду там помоет, столы выскоблит, подметет, и ладно. Если будете хорошо управляться, я с вас тогда за прокорм не возьму. А спать — я вот подумал — можете на чердаке. Там сено сложено, которое на подстилку идет: много его в этом году насушили, в сарай не поместилось… Ну и барахло кое-какое там свалено, руки не доходят разобрать да повыкинуть. Крыша не течет, разве что в щели дует, но уж не замерзнете, раз одеяла есть. Все лучше, чем на лавках-то!

Мы искренне поблагодарили доброго человека, сложили свои пожитки на чердаке (сена там и впрямь было предостаточно, в него мы и зарыли меховую полость, чтобы глаза не мозолила) да и взялись за дело. После нескольких дней дороги оказаться на жарко натопленной кухне — вот это блаженство!

Ири сновала туда-сюда с веником, ведрами и тряпками, потом становилась мыть миски и кружки, мы с кухарем Дени в четыре руки стряпали немудреное угощение: густую кашу со шкварками, жаркое с подливой, тушеные овощи, — словом, все то, что можно было приготовить в большом котле и раздавать страждущим постояльцам. Большой подпол был забит мешками с тыквой и свеклой, земляным яблоком и морковью, репой и капустой, заставлен бочонками с соленьями и горшками с вареньем, увешан вязками лука и чеснока, низками сушеных грибов и яблок… Я уж молчу про муку и крупы, сыры, окорока, колбасы и прочее. Мяса и рыбы тут тоже припасли вдоволь! Хозяин определенно не бедствовал, и то — место он выбрал хлебное. Но, конечно, самые лакомые куски предназначались денежным путешественникам, а прочим, вроде нас, и каша была за счастье…