Алийское зеркало

— Мне еще подумалось, — вспомнила я, — что она играет в отражения.

— То есть?

— Ну… то, что я видела: деревня, мама — это все было словно в зазеркалье. Дотронуться можно только до стекла, но отраженной водой не напьешься, а с отраженным человеком не поговоришь по-настоящему.

Я попробовала объяснить ему, что именно поняла, встретившись с мороком.

— Это уж, скорее, похоже на отражения воспоминаний, заключенные в стекле раз и навсегда, — выслушав, произнес Ирранкэ.

— Как мошки в застывшей смоле? Говорят, смоляные камни с северного побережья, в которых даже птички попадаются, — это действительно очень-очень старая смола. Такая древняя, что ее даже расплавить не выходит. А бывает не такая старая, та плавится…

Еще до моего рождения — бабушка рассказывала — украшения из этих золотистых камней были в моде, и чем диковиннее оказывалось включение, тем больше важничала владелица. Конечно, и подделок хватало, настоящие-то такие смоляные камни стоили очень дорого, едва ли не сравнимо с алмазами.

— Так и теперь, — сказал Ирранкэ. — Думаю, ты права, это воспоминание моего слуги. Фея поймала его — уже отраженным в моем разуме! — и заключила в своем зеркале вод. Помнишь?

— Еще бы! Оно холоднее льда. Я еще подумала — странно, что не замерзает.

— Может, это такой особенный лед, текучий, — едва заметно усмехнулся Ирранкэ. — Так вот, когда настал подходящий момент, фея показала тебе эту картинку. Только она и без того была… мутновата, а в отражении вовсе исказилась, как в кривом зеркале.

— Думаешь, окажись это твое собственное воспоминание, я могла бы и не заподозрить неладное? — невольно поежилась я.

— Как знать, — тяжело вздохнул он. — Не хотелось бы проверять. Но… если подумать, отражение ведь повторяет за оригиналом, а воспоминание на это не способно.

— А твое видение…

— Похоже, было именно отражением настоящей Владычицы вод. Не знаю, где она сама, но прислать своего зеркального двойника сумела… Может, ты и права — сил у нее осталось не так много.

— А может, все намного проще: не может же она на части разорваться!

Он кивнул и умолк.

— Ирэ, как думаешь, вот эта вода, что со стен сочится — настоящая? — спросила я, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

Если настоящая, фея может заметить нас и явиться… Впрочем, о чем это я? Она и так знает, где мы!

— Не знаю. Ни в чем уже не уверен.

Ящерка соскользнула с моего плеча (и когда успела вернуться, я и не заметила!), пробежалась по влажным камням, выбрала струйку потолще и вдруг распласталась прямо в ней, явно блаженствуя. Чешуя ее снова заблестела и, по-моему, даже засветилась, будто в ней отражался звездный свет. Это был уже не молочный опаловый или жемчужный блеск, как прежде, а куда более яркий, почти что бриллиантовый.

— Должно быть, пить можно, — заключила я, отцепила с пояса Ирранкэ пустую флягу и подставила под соседнюю струйку. Хоть сколько-то да нацедим, все не сосульки грызть!

— Почему ты так решила? И что это все-таки за зверюшка? — кивнул он на ящерку.

Та только хвостом дернула и что-то прошипела, мол, сам ты зверюшка!

— Говорю же, не знаю. Ты ешь, а я пока расскажу, что со мной приключилось…

Рассказ занял не так уж много времени: о чем там говорить-то? Блуждала и блуждала по пустоши, подобрала ящерку, и если бы не она, могла и не выбраться…

— Я подумала, что ее затянуло со мной вместе, когда я угодила в то место. — Я потрогала пальцем длинный ящеркин хвост, вьющийся по стене, и он, отдернувшись, со свистом метнулся в воздухе. — Кто знает, какие звери водятся в этой долине?

Мне показалось, острый кончик хвоста, ударив по камню, выбил крошку, хотя, возможно, это была просто изморозь — холод уже начал пробираться в пещеру.

Стоп…

— Ирэ, сейчас же ночь? — зачем-то спросила я, и он кивнул. — И мы вдобавок в пещере. Сюда свет не попадает!

— Ну да, — удивленно произнес он.

— А почему я тогда так хорошо тебя вижу? И тебя, и… все вокруг. — Я огляделась. — И камни, и ящерицу, и вещи наши… Или это снова морок? И ты вовсе не ты, и…

— Подожди пугаться, — резко оборвал он. — Что именно ты видишь? И как?

— Говорю же — тебя, все кругом…

— Подойди к выходу и посмотри, снаружи сумеешь что-нибудь различить?

Я послушалась, выглянула и покачала головой:

— Тьма кромешная. Только снег виднеется, я даже края уступа не могу рассмотреть.

— А я могу, пускай и, как я тебе говорил как-то, будто сквозь закопченное стекло, — сказал Ирранкэ, встав рядом, и усмехнулся. — Не бойся. Дело вовсе не в шутках феи, а вот в ней.

Он кивнул на ящерку, а я только теперь сообразила: в самом деле, снаружи-то обычная зимняя темень, даже звезды снова пропали за тучами, а в пещере достаточно света, чтобы различать лица друг друга. И ящерка светилась вовсе не как свеча или фонарь — ярким огоньком, кругом которого падают резкие тени. Нет, от нее расходилось ровное и мягкое сияние… не знаю даже, с чем сравнить его!

— Я сам не сразу заметил, — сказал Ирранкэ, — Это началось только после того, как она напилась вдоволь. Никогда прежде не встречал подобного, а я повидал немало. Удивительно…