Алина

– Алинка! – крикнул он еще снизу. – Иди-ка ты в дом!

– Что? – не расслышала Алина.

Он взобрался на пригорок и встал около меня.

– В дом, говорю, иди.

– Зачем?

– Надо. Тебя там зовут. Иди.

– Кто зовет?

– Они там на кухне все, ты тоже иди. Лех, скажи ей.

Он пришел поговорить со мной и, я знал, не уйдет, не добившись своего. Я взял Алину под локоть, помог ей спуститься и проводил ее по главной аллее почти до самого дома.

– Мы скоро, – поцеловал я ее и вернулся к Мишане.

– Ну что, поговорили? – сходу спросил он меня. – Что она тебе сказала?

– Жалуется на тебя.

– Это понятно, – нетерпеливо перебил он. – А про любовника? Говорила что-нибудь?

– Нет.

– Совсем ничего?

Я покачал головой.

– И что ты думаешь? Спит она с ним?

– Откуда я знаю?

Он посмотрел на меня, по своему обыкновению цепко, подозрительно и угрожающе, как будто проверяя, не утаиваю ли я чего, и одновременно предупреждая, чтобы я не вздумал ему врать. Потом полез в карман пиджака, достал конверт и сунул мне его в руки:

– Вот, на это посмотри.

– Что это?

– Ты открой, посмотри.

Я открыл. Там была толстая пачка фотографий. На первой же я увидел Лию, идущую по улице вместе с каким-то черноволосым парнем в темных очках. Я быстро перебрал несколько верхних снимков. На следующих тоже они – выходят из дверей магазина, он придерживает ее за плечи, она говорит ему что-то. Потом садятся в машину. Лия такая же, как сейчас, как будто даже в той же одежде, только лицо другое – смеющееся, счастливое, здесь я ее ни разу такой не видел. Вот их лица крупным планом, она хохочет, глядя на него, он, уже без очков, смотрит на нее, у него раскосые восточные глаза с длинными ресницами. Дальше только его кудрявая шевелюра – я не сразу понял, что это означает, и только через некоторое время до меня дошло, что он наклонился к ней и целует ее. Я стал запихивать снимки обратно в конверт.

– Ты дальше смотри, – сказал мне Мишаня.

– Не надо.

– Ты еще главного не видел.

– Да понял я, понял. Забери, – я отдал ему конверт.

– Да нет, ты на дату посмотри.

Он достал один снимок и перевернул, на нем стояло число – это было за день до нашего с Алиной приезда.

– Что будешь делать? – спросил я, доставая сигареты.

Мы пошли к беседке и встали, подмяв ботинками камыши и кое-как опершись о слабый деревянный бортик. Мишаня молча курил некоторое время, потом произнес:

– У меня катастрофа, Лех. Черт! Вот дура, а! Надо ж было, прямо перед нашей годовщиной!.. Все оказалось хуже, чем я думал.

– Ты что, надеялся, что она кофе пить с ним ходит?

– Да нет, – он усмехнулся. – Я ж не маленький. Понимаю, зачем она к нему бегает. Это-то да… Черт! Но дело не в этом.

– А в чем?

Он бросил окурок и посмотрел на меня.

– Понимаешь, она раз деньги со счета сняла, два сняла. Суммы-то крупные, не по мелочи – пять и двадцать семь тысяч евро. Это только сейчас, десять дней назад. А до этого я уж и не знаю… – он развел руками, – не привык, понимаешь, подглядывать за любимой женщиной, выяснять, куда она денежки тратит. Куда хочет, туда пусть и тратит, так ведь? Наше дело дать. Никогда не следил за ней. А тут такое… В общем, испанцу своему она деньги мои дает. Стерва!..

– Да не может быть, – вырвалось у меня. – Зачем? И откуда ты знаешь…

– Вот! Вот, – он поднял палец. – Я сам обалдел так же, как ты сейчас. Теперь ты понимаешь, о чем я? Понимаешь, да?

Я сомневался, что это могло быть правдой.

– Моя жена не просто изменяет мне с этим… – он выругался. – Она еще и приплачивает ему за то, что он спит с ней. Неплохо, да?.. Черт! Это ж дикость какая-то!

– Ты уверен, что эти деньги у него?

– Уверен, Леха, уверен. Я же не просто так тебе это говорю. Я попросил ребят проверить. Они проверили.

– И что?

– Пять тысяч она снимала, когда мы дом выбирали на лето. Должна была залог внести. Но не внесла. Когда я спросил недавно, что с домом решили, она на меня все свалила, сказала, что я устроил ей такой скандал из-за этих ее подружек, что она передумала снимать дом, представляешь? То есть деньги у нее остались. А я еще и виноват оказался…

Вдруг он отвернулся, схватился руками за виски, как будто его пронзила резкая боль, завздыхал, закряхтел, затряс головой, потом поднял голову и взревел, издав громкий нечеловеческий рык. А через несколько мгновений снова встал передо мной и заговорил своим обыкновенным голосом:

– Про двадцать семь я вообще не знал. Когда узнал, спросил ее. Она сказала, что это на клинику – она любит красоту себе наводить, то нос делала, то грудь, то живот… Мы еще поссорились с ней, я не хотел, чтобы она опять что-то там себе делала – зачем? – только здоровье себе портит. Она ни в какую. И даже не сказала мне, что собирается делать! Я, говорит, тебе не скажу, потом сам все увидишь. Так ребята проверили, она в клинике этой последний раз прошлой осенью была.

– Так, может, она так врачу дала…

– Нет, Леха, не так! Здесь так нельзя давать. Здесь все по счету принято оплачивать.

– Ну, может…

– Да ты послушай меня. Я же и его счета проверил.

– Вот как. И что?