Звездочет подбежал, мой пот в скляночку собирал – затейник, не спросил моего разрешения, да и спрашивать не у кого: от волнения я невидимой стала, лишь руки с потом выступали из ниоткуда.
Вернулась в облик, звездочёта испугала, но он удержался, губы дрожали, воздух вокруг него сгустился, в желе превратился в чёрное – так покойник на Солнце превращается в студень.
Но крепкий звездочёт – в зрительную трубу не только Звёзды наблюдает, но и нечто страшное, что творится в адских кабинетах!
Предложил мне стать его женой; худосочный, в возрасте, струны вокруг шеи обмотал, обещал, что погубит себя, если я отвечу ему свинцовым отказом в лоб!
Я ответила, что не по деньгам я ему; ведьма избалованная требует обхождения, золота, а не рассказов о кометах с хвостами.
Я сама – комета публичная, с горой за плечами, и клочком изумительных волос на лобке.
Не погиб, запутался в струнах, побежал, упал, а я ему вослед кричу дурное – характер у меня озорной, подтруниваю над Звездочетами – так вороны в поле глумятся над коровами – выклёвывают живым очи чёрные!
Хладнокровный труп Принцессы рассматриваю, вспомнила – кто я и зачем во дворце; скорбела, что из-за невозможности уединиться в порядочной комнате с шумом океана – Принцесса Будуар отбыла в Мир призраков, в гости к Королю Генриху Страшливому!
Часто из Мира призраков ко мне приходит, рассказывает о своих достижениях – гимнастикой уличной увлеклась в аду; при жизни Принцессе недозволены игрища простолюдинов, нельзя опускаться до гимнастов, а после смерти – море радости в аду на сковороде – ногу выше головы поднимай, прыгай через веревочку, изгибайся откровенно, хоть до потери стыдливости – сто рублей цена целомудрию в аду!
Король Генрих Страшливый в аду за Принцессу сватается ежедневно; из котла с кипящей смолой вынырнет, сделает предложение, и снова – бултых на дно, обсуждает с бывшими врагами свои победы, словно только вчера родился из камня. – Ведьма запрыгнула в телегу, страстно поцеловала графиню Алису Антоновну в губы – долго, с неистовым всасыванием губ и притяжением языков, словно прощалась с толпой генералов. – Дружеский поцелуй! Спрыгнула с серебряным смехом Костромских колокольчиков. – Поцелуем передаю вам, Алиса Длинные Ноги, своё почтение и уверение в наилучшем; словами – долго, нудно, и теряется живость в словах, а через поцелуй подружки за минуту передадут друг дружке больше информации, чем за три дня чтения книг по истории Средиземья!
Вам, Алиса Длинные Ноги, лучший будуар на час сотворю — успеете носик припудрить, замечательный у вас носик, благородный, этим носиком бы Государством рулить! – Ведьма опахалом из перьев радужной птицы (или дракона) остановила лошадей-монстров, узников совести! – Приехали, привал с пенями и прыжками через плотоядный костёр!
Кто сгорит – тот жертва!
АХА-ХА-ХА-ХА!
— Матушка моя, Кассандера, в пятнадцать лет ты меня родила, тебе – тридцать два, а мне сейчас – семнадцать, расцвела я, груди по твоему пути увеличиваются, загораживают мне ягодки – наклоняюсь к земле, земляничку ищу, а вижу свои груди – укор им и смех; говорить научатся, когда до ваших размеров подрастут – стыдобища! – из кустов вышла ослепительной красоты девушка – копия ведьмы, но чуть уже в талии, более хрупкая и груди на размер меньше – шестого, выставочного, как с картины сладострастного художника.
Девушка толкала перед собой белый гроб на колесиках, крышка откинула, словно мертвец восставал против несправедливости, а в гробу – струны серебряные – жилы искусства! – Тебя за колдовство вешать повели, я в горести по лесу бегала, с кукушками беседовала, леший мне подсказывал, удивлялся – пальцами щелкну – и враги твои распылятся, но увидела птичку гонорейку – славненькая, желтенькая, золотые перышки, а песня её рахат-лукум.
Заслушалась, поддалась искушению, и о тебе, плененной забыла, словно мне в мозги накапали масла подсолнечника!
Воодушевилась, задумала создать музыкальный инструмент на колёсиках – белый, со струнами, а струны тронешь – польётся дивная музыка гонорейки!
Придумывала, колдовала, а в это время купцы ко мне подкрались с дарами заморскими, прельщали ягодами, уговаривали с ними поехать на ярмарку в Магриб, сулили почет и уважение от Короля Парфенона, если станцую перед ним в наряде лесной нимфы!
В Магрибе отродясь подобной красоты не видели; ведьм красавиц истребили, оставили женщин – потомков огров, орков, гномов – бородатые, короткостриженые, уродливые; даже призраки этих женщин опасаются, а вурдалаки бегут в дальние леса, пыль из-под копыт привидений летит!
«Как же в наряде нимфы, если нимфы бесстыдно обнаженные с ветки на ветку перелатают, природное своё показывают бесплатно, словно подали прошение на звание прачек?» – у купцов спрашиваю, очи распахнула до горизонта, задумчивая я, не тощая – соразмерная березка!
Купцы краснеют, потеют, друг дружку пальцами-колбасками тычут, хихикают мелко, а в их смехе я уловила адский умопомрачительный хохот наглый!
Я отказала купцам, превратила их в струны – пусть послужат мне, поют после смерти – затейники с очами карасей!