Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье. (иллюстрации Дж. Тенниела)

В школе, которую Алиса посещала каждый день, физика не входила в число основных предметов. Физике (как и стирке) не обучали даже за дополнительную плату. Иначе, вспоминая впоследствии небольшое происшествие, приключившееся с ней в отвесном колодце, Алиса непременно подумала бы, что ей следовало бы удивиться. Ведь то, что произошло с ней в колодце, было гораздо необычнее, чем Белый Кролик, достающий часы из жилетного кармана!

Со времен Галилея известно, что на Земле все тела, будь то Алисы или пустые банки из-под апельсинового варенья, падают с одинаковым по величине ускорением. Таковы законы обычной, «несказочной» физики. Иные законы действуют в Стране чудес: находясь в свободном падении («Вот это упала, так упала!»), Алиса опасается выпустить из рук прихваченную по дороге банку, боясь, как бы та не упала вниз и не убила кого-нибудь, и умудряется на лету засунуть банку в шкаф, не разбив ее при этом!

На читателя-физика маленькое двойное чудо[149] с банкой из-под апельсинового варенья производит не менее сильное впечатление, чем появление Кролика, говорящего на бегу: «Ах, боже мой, боже мой! Я опаздываю!»

Разумеется, мнения различных людей относительно того, что следует считать чудом, значительно расходятся[150]: то, что потрясает своей необычностью, удивительностью одного, сплошь и рядом не привлекает внимания другого. По словам Эйнштейна, «акт удивления, по-видимому, наступает тогда, когда восприятие вступает в острый конфликт с достаточно установившимся в нас миром понятий.

В тех случаях, когда такой конфликт переживается остро и интенсивно, он в свою очередь оказывает сильное влияние на наш умственный мир. Развитие этого умственного мира представляет в известном смысле преодоление чувства удивления — непрерывное бегство от „удивительного“, от „чуда“»[151] (в этом проявляется глубокое различие в восприятии чуда Эйнштейном и Кэрроллом: первый стремится уйти от чуда, второй настойчиво стремится к чудесам).

Физик читает Кэрролла не только в детстве (истины ради следует признать, что большинство физиков читает Кэрролла только не в детстве достигнув зрелого возраста и успев стать физиками) и, вопреки подозрениям их извечных оппонентов и своего рода идейных антиподов (здесь трудно удержаться, чтобы вслед за Алисой не сказать «антипатий») — «лириков», отнюдь не с целью уличить автора в незнании элементарной физики. Поиск мелких ошибок и несоответствий канонам школьной физики (даже если бы таковые нашлись) в волшебном мире кэрролловской сказки, где «все не так, все неправильно», — занятие не только не этичное, но и бесплодное. То, что представляется мелкой ошибкой, на поверку может оказаться глубокой и тонкой идеей, оценить которую сразу не так-то просто! К тому же «поиск ошибок» Кэрролла — занятие отнюдь «не безопасное»: Кэрролл — автор далеко не «ручной» и вполне способен умышленно ввести читателя в заблуждение — в надежде, что «радость открытия ошибок и испытанное при этом чувство интеллектуального превосходства над автором в какой-то мере вознаградят счастливца за потерю времени и беспокойство»[152].

Убедительным примером «коварства» (и нетривиальности физического мышления) Кэрролла может служить знаменитая задача «Обезьяна и груз», придуманная Кэрроллом в конце 1893 г.:

Через блок, прикрепленный к потолку, переброшен канат. На одном конце каната висит обезьяна, к другому прикреплен груз, вес которого в точности равен весу обезьяны. Предположим, что обезьяна начала взбираться вверх по канату. Что произойдет при этом с грузом?

Как и многие другие творения Кэрролла, его «обезьянья» задача породила многочисленные дискуссии и споры. Ей посвящена обширная литература. Потешаясь над своими учеными коллегами — профессорами физики Клифтоном и Прайсом, профессором химии Верной Харкортом и лектором колледжа Христовой церкви Оксфордского университета Сэмпсоном, Кэрролл сделал в своем дневнике следующую запись: