Алиса в стране Оплеух

Возможно, что политики нарочно народ в нищету бросают, чтобы – зубовный скрежет; девушки нищие на панель выходят, парни в мародёры и убийцы записываются, матери-героини своих детей на органы продают в Японию и США – торговые центры Вселенной.

Я к матери-героини мелким бесом подластиваюсь, умиляюсь ребенком, сюсюкаю с ним — розовенький, чистый, без цирроза печени и не сифилисный ещё, не отключился в наркопритоне, как отключаются инспектора по делам несовершеннолетних.

«Кушать хотите, ребенку молока из сиськи не хватает, а вы чрезвычайно благородно денежки пересчитываете, словно от пересчёта сумма утроится и обогатит вас до бутылки молока.

Нет достоинства в молоке, и в кефире нет, – шепчу, хвостом по глазам матери-героини бью, пелену сбиваю, чтобы очухалась, поняла, что она – страдалица недоуменная на почве невспаханной, унавоженной предками узбеков. – Сожалею, что не могу оскорбить вас действием, прелюбодеянием под кустом – тщедушная вы, фиолетовая, а мне дебелые, сахарные дамы нравятся, чтобы – пончик гигантский сзади и спереди.

У вас пятеро детей по лавкам, нищие, о харчевнях не слыхивали, пряника не видели – только кнут и бриллианты фальшивые в квартире.

Одного ребеночка положите на алтарь, заработайте себе на водку – водка сладкая под огурец соленный и под сало украинское, чуть-чуть радиоактивное и с нитратами – и с салом можно полезные ископаемые добывать.

Толкните коляску под новую машину, а дорогих машин вокруг вас – не счесть, словно телег с тощими крестьянскими лошадьми и прыщавыми цыганами.

Не выбирайте очень дорогие машины: не бросайте дитя под «Мерседес»ы, под БМВ, под Мазерати и феррари разные с ягуарами – не выгодно, вас же осмеют, не введут в свой круг, а ваш круг выбреют и с ядовитой усмешкой за шалости высекут вас на Красной Площади.

Унизитесь, обидитесь, а денег за убиенное дитя – подставу на дороге – не получите, словно вас обокрал преданный машинист подъемного крана.

Можете и сами под машину броситься, будто она вас сбила – но уже не в моде, когда взрослые под колёсами, испробовано, на заметке у полицейских инспекторов, и сами загремите в каталажку за подставу, даже зубы с полки не успеете захватить, словно вас стадо зайцев поработило.

А колясочку – новое в истории подстав – под колёса незаметно толкните, а затем возопите безутешной матерью-рыбой, когда машина ребеночка вашего раздавит – может быть, и не до смерти наедет – инвалидом сделает, что выгодно, оттого, что на детей инвалидов пособие платят больше, чем зарплата шахтера.

Кто же поверит, чтобы мать-героиня по своей воле дитя под колёса пихнула – не укладывается в мозг сердобольных волонтёров подобное, как не влезет в трёхлитровую банку пузатый работник автосервиса.

С убийцы вашего ребенка деньги возьмёте немалые – на двухкомнатную квартиру в Москве хватит, и сдадите квартиру молдаванам – тридцать человек в одну поместятся – вам прибыль от аренды – на пироги, на шампанское и даже на леденцы оставшимся детишкам хватит.

Шайтан побери, если я вру, дурное вам предлагаю, не адвокат я, а верный интеллигент — перемычка между рабочими и крестьянками в запыленных сарафанах».

«Ноги мои отяжелели от вашего предложения, похожего на сказку о вампирах! – мать-героиня присела на асфальт, задумалась – лицо её менялось – от лошадиного вытянутого с янтарными зубами до кругло-глобусного с синими пятнами морей и океанов. – Чувствую позыв, но не пойму – к облегчению – девушки не облегчаются, или – желание убить вас, наказать, растерзать, а мясо – на фарш детишкам, они не пойму, что человеческое, поблагодарят, пальчики оближут, но Солнечный свет возненавидят, каннибалы поневоле.

В деревне я родилась, даже – уродилась, потому что – спелая, круглая, в здоровом состоянии во сне из избы выходила в мороз, в проруби обнаженная с русалками и водяным купалась, а на меня со страхом со дна утопленные туристы из Маньчжурии таращили рачьи глаза.

Однажды, когда восемнадцать лет мне минуло, к колодцу пошла за водой – крутобедрая, волнительная, красавица – рыба белуга, а не девушка.

Под сарафаном – тело налитое, добротное со знаком качества.

С ног от усталости валилась, понимала с каждым днём, что не обгоню Своё счастье, а Принц на Белом коне – легенда из болота, и цена этой легенде – три копейки медью.

Задумалась о картине «Купающаяся Сусанна и старцы», представляла, как чудовищные сластолюбцы тянут из кустов свои тонкие руки к караваю тела Сусанны, и тело её выписано с мельчайшими подробностями – каждый волосок виден в срамном месте – Антон Чехов застыдился бы при виде подобной картины.

От сильных впечатлений я слезу пустила у колодца и… ведро выронила в воду, словно гуся жарила, да не дожарила.

«Солнце! Я ненавижу тебя за то, что припекаешь, а не помогаешь вытащить мне ведро — скрытный разбойник ты с похотью в очах, а не друг. – Я вскричала, крылья бы отрастила и улетела от стыда в Африку – в Африке никто ничего не стыдится: с бамбуковыми палочками на пенисах ходят, друг дружку едят – срамота, но смешная срамота.