Алистер Кроули

Я подумал, что это хороший план — убедить его [Вирека] защищать самые ужасные зверства Германии, такие как «Лузитания» и убийство Эдит Кавелл. Кажется невозможным, чтобы какой-нибудь здравомыслящий человек опубликовал такую чушь, как я написал для него; но все сработало[240].

Могла ли решимость Кроули выставить крайнюю жестокость немцев на всеобщее обозрение действительно способствовать тому, чтобы убедить немцев атаковать Лузитанию? Это не только представляет собой моральное болото в контексте войны, но и в принципе не может иметь подтверждения. То, что Кроули стремился убедить высокопоставленных немцев в том, что акты грубого насилия запугают американских руководителей, согласуется с его одновременными усилиями по подрыву немецкой пропаганды.

Жорж Ланжелан, автор «Мухи», знал Кроули с начала 1930-х годов. Человек со связями в британской разведке, Ланжелан в 1960-х годах предложил малоизвестному французскому журналу историю, в которой утверждалось, что Кроули признался ему, как он посоветовал немцам нанести удар, который, хотя и может быть объяснен как прискорбный инцидент, тем не менее, продемонстрирует Америке свирепую силу воли Германии[241]. Высокопоставленный немец, предположительно из «Кабинета пропаганды», полагая, что Кроули обладал тонкой интуицией в британском и американском менталитете, передал эту идею в Берлин. По словам Ланжелана, последовало нападение на Лузитанию.

Кроули, вероятно, был разочарован тем, что возмущенное потоплением «Лузитании» общественное мнение не сразу вызвало вмешательство правительства. Однако это затопление побудило американское общественное мнение встать на путь враждебности по отношению к Германии и способствовало укреплению доверия к возможным аргументам правительства в пользу участия. Немецкая пропаганда выглядела все более неубедительной, даже зловещей.

По иронии судьбы, сдержанность правительства, вероятно, сыграла на руку Кроули, поскольку его оценка Америки, ошеломленной, даже запуганной этим актом, показала высокопоставленным немцам, что психологическая оценка Кроули была надежной, даже острой, подчеркивая значение Кроули для пропагандистских усилий. Немцы могли сделать вывод, что затопление «Лузитании» заставило американских лидеров проявлять еще большую осторожность в отношении присоединения к усилиям союзников, чем прежде. С чисто интеллектуальной точки зрения психологическое прочтение ситуации Кроули кажется превосходным. Еще одна ирония этой ситуации заключается в том, что его навыки сделали его ближе к врагам, чем к друзьям. Кроули привык к уединению в пустыне.

Идею о том, что затопление было инициативой лагеря Вирек-фон Папен-Бернсторф-Кроули, подкрепляет тот факт, что 1 мая Вирек напечатал в газетах предупреждения о том, что корабли могут быть потоплены в месте, которое Германия назвала своей «зоной боевых действий», советуя американским гражданам, желающим путешествовать по морю, делать это на свой страх и риск. Спенс задает животрепещущий вопрос: заставил ли Кроули Вирека опубликовать предупреждение, которое было чем-то вроде декларации о намерениях? Это соответствовало бы политике адмирала Холла, позволяющей совершаться зверствам немцев, а затем разоблачать преступников. Мы видим такую политику в действии вскоре после того, как доктор Генрих Альберт, тайный казначей журнала Вирека, был разоблачен как шпион после того, как «оставил» свой портфель в поезде в июле 1915 года. Разоблачение Альберта положило начало периоду, ведущему к краху усилий немецкой разведки. Президент Уилсон потребовал от Берлина отозвать капитана Бой-Эда и Франца фон Папена 8 декабря 1915 года. До этого дела Кроули накалились. Нервничая из-за того, что его прикрытие вскоре может быть раскрыто, отчаявшийся Кроули стремился к огласке, чтобы убедить немецких «коллег», что он действительно существует. Он бы привлек их внимание, играя ирландского республиканца до конца и убедившись, что все о нем слышат; если это вызовет волнения в Англии, тем лучше.

* * *

3 июля 1915 года с Лейлой, скрипкой, несколькими журналистами и группой доброжелателей Кроули перешел от Бэттери-парка к Статуе Свободы, объявив себя защитником свободы Ирландии, менее чем за год до ирландского «пасхального восстания» 1916 года. Лейла сыграла «Ношение зеленого», и Кроули разорвал то, что должно было быть его британским паспортом — но не было — бросив его в реку Гудзон со словами: «Erin go Bragh!» — Ирландия навсегда! «The New York Times» поместила статью на обложку.