Алитет уходит в горы

— Три учителя. Медицинский отряд Красного Креста — пять человек. Как видишь, уйма народу! Таких специалистов этот край еще не видел.

— Добре! — радостно воскликнул Лось.

— Ревкомовских работников — шесть человек. Одного милиционера.

— Вот милиционеров маловато. Контрабанда ведь у нас здесь.

— Этот милиционер один стоит двадцати. Косая сажень в плечах, а усы подлинней моих. Демобилизованный красноармеец из Барнаула. Заба-авный парень! Зашел как-то на мостик, смотрит на приборы, на карту, где я прокладываю курс, и спрашивает: «А трудно выучиться на капитана?» «Потрудней, говорю, чем на милиционера». — «Но-о, говорит, милиция — самая важная должность. Охрана порядка». Служби-ист такой!

Капитан помолчал.

— Ну-с, прибыли еще работники пушных факторий. Ты знаешь ведь «Норд компани» «сгорела». Расторгли с ней договор. Ликвидироваться будет. Организовалось советское Охотско-Камчатское акционерное рыбопромышленное общество. Сокращенно ОКАРО называется. Вот придумали слово! Прямо по-японски! Это ОКАРО и пушниной будет заниматься. А «Норд компани» — гуд бай!

Это сообщение удивило Лося. Удивило тем, что в Москве, как он думал, не могли знать положения на месте и все-таки пришли к правильному решению. Даже досадно было, что это решение принято без участия его, уполномоченного ревкома. И, вздохнув, Лось сказал:

— До этой ликвидации «Норд компани» мы здесь сами додумались. Только, черт возьми, почта наша лежит до сих пор в шкафу. Вот связь какая! Была бы связь, наши соображения как раз попали бы в самую точку…

— Значит, Москва предвосхитила твои мысли? — улыбнувшись, спросил капитан.

— Да-да! Удивительно! Далеко отсюда Москва, а знает, что здесь надо делать. Правильно решили. Без американцев обойдемся. Революцию сделали, а уж торговать как-нибудь научимся.

— Безусловно! — пробасил капитан. — В стране идет наступление по всему хозяйственному фронту. И что удивительно — мне один архангельский капитан рассказывал, — еще шла гражданская война, а Ленин уже дал поручение разыскать материалы по месторождению ухтинской северной нефти. Какой человек! Вот и сюда для начала привез тебе геолога. Будет разнюхивать, чем тут пахнут горы. Горжусь, горжусь молодой Россией!

— Да, для геологов работа здесь найдется, — сказал Лось, вспомнив о горах, где капризничает компасная стрелка.

Капитан глотнул коньяку и продолжал:

— А ты знаешь, с момента революции я ведь был в бегах. На Дальнем Востоке, как тебе известно, была такая правительственная чехарда, что тошно становилось. Я смотрел, смотрел… Вира якорь — и угнал пароход. Вот этот самый. На китайской линии работал, как извозчик, без родины! Потом пришла Советская власть, я вернулся во Владивосток, замазал старое название корабля и написал: «Совет»…

Лось с улыбкой слушал капитана, который рассказывал это и в прошлом году.

— Радиста и рацию привез тебе, чтобы не был ты одиноким здесь.

— Что ты говоришь! — обрадовался Лось. — Ну, Михаил Петрович, за рацию придется выпить еще твоей божественной горилки.

— За такое дело не выпить, — надо быть брашпилем, — сказал капитан, наливая стопки. — Да… с прошлой навигации тебе письмо вожу. Тогда, на обратном пути из Колымы, не попал к тебе. Привез его во Владивосток. Возил домой, в Шанхай, в Нагасаки, в Дайрен. И все же вот доставил адресату. Помнишь Толстухина? От него… И еще одно есть… — Капитан весело подмигнул: — От жены. Но предупреждаю: читать его будешь не в моей каюте. Кто знает, что она там написала? Может быть, она поносит меня самыми последними словами и ты после этого не захочешь со мной и стопку держать?

Лось с волнением взял письмо, узнав знакомый почерк жены. Ему и самому хотелось прочесть письмо в уединении, подумать над ним, вспомнить далекую молодость, когда он был машинистом, а она — учительницей. Это ведь ей он обязан своей грамотностью. Лось бережно положил письмо в бумажник.

— Вы видели ее, Михаил Петрович?

— Да. Перед самым отходом из Владивостока вбегает ко мне женщина. Возбуждена, глаза горят — и сразу с допросом: «Товарищ капитан, вы все время работаете на „Совете“»? — «Да, все время, говорю, плаваю на „Совете“». Она думает, корабль — это какой-нибудь ревком или завод! «И в прошлом году, говорю: пла-а-вал на нем». Спрашивает, не знаю ли я Лося. «Ну как не знать! В прошлую навигацию, говорю, сорок дней вместе шли». — «Где шли?» Ха-ха-ха! Она думает, что на пароходе не ходят, а обязательно ездят. Ну-с, спрашивала, где ты и что ты. Собралась к тебе. Отговорил ее, отговорил. Сказал ей всю правду. «На пустынный берег, говорю, высадил Лося. Что теперь с ним, и сам не знаю». Не рекомендовал ей отдавать концы, не рекомендовал…

— Пожалуй, правильно сделал, Михаил Петрович, — неуверенно сказал Лось.

— Ну, разумеется, я же знаю край. Вот обживешь место, дом выстроишь, тогда и поднимай паруса. Так я и сказал ей… А рвется она к тебе! Наши капитанские жены не отличаются этим качеством. Привыкли, чертяки, жить без мужей… Ну, давай выпьем… Митрич, еще картошки! — крикнул капитан, доставая маслины и засахаренный лимон.

— Как жизнь идет на материке, Михаил Петрович?