— Жизнь идет по курсу, заданному Владимиром Ильичом. Идет прямым курсом, ломая и рифы и подводные камни. Разумеется, не без бузотеров. Ну да ведь их понемногу списывают с палубы. Иначе и нельзя. Я по себе сужу: распусти экипаж — и пойдешь на дно… раков кормить.
Грохотали лебедки, веселый шум стоял на палубе, в трюмах. В иллюминатор капитанской каюты доносилось: «Вира!», «Майна!»
— Домище привез тебе на двадцать комнат. Три школы. Будешь жить теперь, как монакский президент.
Лось задумчиво покачал головой.
— Мало это, Михаил Петрович. Три школы… Сам знаешь, какое побережье. Это тебе не монакское государство.
— Э, батенька мой, ты думаешь, «Совет» резиновый? Хватит для начала. И Москва не сразу строилась.
Капитан крикнул:
— Митрич, старпома ко мне!
Явился старший помощник; капитан сказал:
— Иван Иванович, весь экипаж на авральные работы по сборке ревкомовского дома! Срок — двое суток.
— Есть, Михаил Петрович!
— Задымят печки ревкома — и вира якорь… А школы куда тебе развезти? — обратился капитан к Лосю.
— Одну — здесь, одну — в южную часть района, третью — в Энмакай.
— Гм!.. В Энмакай? Это больше трехсот миль по льдам.
— Надо, Михаил Петрович, очень надо! Место там такое! Очень трудное место. Охотники там в цепях шамана и крупного торгаша Алитета.
Капитан задумался. Он молча закурил и решительно сказал:
— Хорошо, Никита Сергеевич! Рискну… — И, хлопнув рукой по столу, восторженно воскликнул: — Нравится мне такая Россия! Целый корабль гонит во льды, чтобы доставить маленькую школу. Это же великий и невиданный гуманизм!
— Ну, а как же иначе, Михаил Петрович? Это же все наши обычные дела.
Они вышли на палубу. Подбежавший Андрей Жуков возбужденно крикнул:
— Вельботы! Двенадцать штук, Никита Сергеевич!
— Вельботы?! — изумленно переспросил Лось.
— Привез, — сказал капитан. — Вызывали меня на консультацию в Комитет Севера. Моя рекомендация!
— Вот за это спасибо тебе, Михаил Петрович! — И Лось, подняв подбородок и проведя по горлу рукой, сказал: — Вот так они нужны здесь.
Глава третья
В тесном домике старого ревкома в ожидании Лося собрались вновь прибывшие работники.
Доктор Петр Петрович, лет сорока на вид, с широким добродушным лицом, стоял у самодельной схематической карты Чукотского полуострова и разговаривал с геологом Дягилевым.
— Вот посмотрите, Владимир Николаевич: это, наверное, последнее, исправленное и дополненное издание картографического управления Лося? иронически сказал он инженеру, показывая на висевшую на стене карту.
Дягилев, высокий худощавый человек с энергичным лицом, вынул из полевой сумки печатную карту и, сличая ее с лосевской, удивленно произнес:
— Надо сказать, что она все-таки подробней и лучше моей. Видите, Петр Петрович, здесь у меня сплошное белое пятно. Одна береговая полоска — и та не точна. А на карте Лося даже заливы и мысы отмечены…
Инженер углубился в изучение ревкомовской карты.
Трое молодых людей внимательно рассматривали тетрадь Лося с чукотскими словами и фразами. Это были учителя: Николай Дворкин, Кузьма Дозорный и Михаил Скориков. Их внимание привлекло грамматическое образование числительных в чукотском языке.
— Смотрите, ребята, это очень интересное словообразование! — сказал учитель Скориков. — По-моему, у них в основе счета не десятки, а пятерки.
— Не может быть?! — усомнился Дворкин. — Видишь: один — иннень, десять — мынгиткен, одиннадцать — мынгиткен иннень пароль. Ясно, что десятка в основе.
— Ты дальше гляди! — горячо возразил Скориков. — Пятнадцать кильхинкен, шестнадцать — кильхинкен иннень пароль. О чем это свидетельствует?
— Мне тоже кажется, что в основе пятерка, — вмешался Кузьма Дозорный.
Разгорелся горячий спор.
Лишь один начфин ревкома Прыгунов сидел в углу и мрачно молчал. Немного одутловатое его лицо выражало недовольство, и, казалось, он думал: «Охота им спорить о всякой чепухе! Ну, братцы, и заехали мы в сторонушку!»
Милиционер Хохлов натужно писал что-то на полевой сумке, положенной на колено.
— Что ты пыхтишь как паровоз? — пробурчал начфин.
— Протокол на тебя пишу, чтобы ты не закис здесь, — огрызнулся Хохлов.
Все эти люди, прибывшие сюда из разных концов России, за время пути на «Совете» уже хорошо познакомились и от вынужденного дорожного безделья подтрунивали друг над другом. Больше всего доставалось Прыгунову, который поехал на Север за «длинным рублем».
В комнату вошли заведующие пушными факториями — «красные купцы», как окрестили их в пути, — Русаков и Жохов. Оба они были специалистами-пушниками. Русаков — сибирский охотник и бывший служащий фирмы, а Жохов — бывший владелец своего предприятия, смирившийся перед новым режимом. Однако свою неприязнь к новому он не всегда скрывал.
Жохов остановился в дверях ревкома и, оглядывая невзрачную комнатушку, с пренебрежением произнес:
— Это и есть чукотский Дворец Советов?
Прыгунов прыснул от смеха.
— Подожди смеяться! — строго сказал милиционер. — Еще как радоваться будешь этому дворцу! Вот большой дом не успеют построить — и будешь щелкать на чердаке своими счетами.