Алитет уходит в горы

Всю ночь не спал Омрытаген. В пологе было темно, и все же глаза не закрывались. Совсем необычные думы овладели им. Вот уже много лет, как Омрытаген завел жену, шесть собак, но до сих пор никому не приходило в голову пригласить Омрытагена даже на праздник тюленя. А тут вдруг Ваамчо сказал, что бородатому начальнику вздумалось позвать Омрытагена на праздник Большого говоренья. Ого! Было от чего потерять сон!

Каждый день, правда, не очень быстро, но праздник приближался. С каждым днем связка пуговиц уменьшалась и уменьшалась. Теперь на связке оставалась всего одна пуговица. Поэтому Омрытаген и ворочался на шкурах всю ночь.

Лишь к утру сон все же одолел его, и Омрытаген крепко заснул.

Проржавленный чайник бушевал над жирником, крышка дребезжала. Женщина нащипала кирпичного чаю и бросила его в булькающую воду чайника.

— Омрытаген! — окрикнула она. — Чай вскипел!

Омрытаген вскочил. Заспанные глаза уставились на стенку, где висела связка пуговиц. Он схватил связку, снял пуговицу и, окончательно проснувшись, сказал:

— Все! Последняя пуговица. Надо собираться на праздник Большого говоренья.

В это утро в жизни Омрытагена произошло потрясающее событие: он потерял аппетит, чего никогда еще не было с ним. Он не стал есть тюленье мясо, ограничившись тремя большими кружками чая. Но и чай он пил торопливо, обжигаясь. Он пил молча, и только когда жена наливала ему следующую кружку, успевал сказать: «Мясо положи мне в сумку», «Запасные торбаза не забудь, путь не близкий».

Выпив последнюю кружку чая, он с гордостью сказал:

— Ого! Пожалуй, Омрытаген становится настоящим человеком!

Он торжественно снял пуговицу, тщательно рассмотрел ее и, подавая ее жене, велел пришить этот удивительный амулет к поясу.

Затем он надел новые нерпичьи штаны, хорошо расправил на руке меховые чулки, сам положил в торбаза соломенные стельки, всунул в торбаза чулки, залез в них рукой и до самого носка разгладил все морщинки на подошве чулка. Теперь можно было обуваться.

Омрытаген оперся на локти, задрал ноги вверх и важно сказал жене:

— Завяжи-ка получше ремни!

Женщина запеленала ногу белыми широкими нерпичьими ремешками и с помощью зубов сделала крепкий узел.

Надев одинарную кухлянку, Омрытаген взял сумку, посох, вышел из яранги — и делегат конференции был на полном ходу.

В это утро ярко светило солнце. Весело было на душе Омрытагена. Берег чернел морской галькой, и эта черная прибрежная полоса уходила далеко-далеко. Над морем летали белоснежные крикливые чайки, стремительно неслись морские ласточки, а дальше покоилось чудесное северное море.

После душного полога Омрытаген вздохнул полной грудью и сказал:

— Ого! Одна чайка огненная.

Он посмотрел на подошедшую собаку и крикнул жене:

— Собак не корми. Побереги мясо на песцовую приманку. Пора обзавестись хорошим ружьем. Пусть бегут в тундру ловить мышей.

— Эгей! — послышался из полога голос жены, что означало: «Так и будет сделано».

Сделав еще кое-какие наказы по хозяйству, Омрытаген заложил посох за спину и, поддерживая его согнутыми в локтях руками, легко и важно зашагал. Наткнувшись на уголек, валявшийся в гальке, Омрытаген остановился, поднял его и подумал:

«Палатка здесь стояла. Топорики делал Алитет… А почему Алитета не позвали на праздник Большого говоренья?.. Новый закон?..»

Омрытаген недоуменно покачал головой, бросил уголек и вышел из стойбища.

На второй день, придя в соседнее стойбище, Омрытаген увидел Пиляка: тот держал в руках палку с зарубками на ней и озабоченно думал. С досадой Пиляк объяснил Омрытагену, что он совсем сбился с толку. Нельзя было узнать, когда нужно выходить на праздник Большого говоренья.

В то время как Пиляк ходил на нерпичью охоту, его сын, глупый еще, нарезал на палке свои зарубки. Он так искусно их нарезал, что Пиляк не мог отличить свои зарубки от сыновних. Получилась сплошная путаница. Хорошо, что Омрытаген зашел в это стойбище. Иначе как узнаешь, когда выходить?

Пиляк быстро собрался, и они пошли вдвоем.

Подходя к ущелью Птичий Клюв, они увидели над камнями тонкую струйку табачного дыма и заметили человека, лежавшего в камнях.

В камнях лежал Алитет. На всякий случай он все-таки пришел в обусловленное место. Он лежал здесь уже несколько дней, со смутной надеждой встретить Брауна. Правда, он знал теперь, что Браун — обманщик, и все же тайная надежда и безвыходность привели его в это ущелье.

Алитет лежал на камне и разглядывал тихое, спокойное море. Но горизонт был чист. У Алитета даже глаза заболели, так напряженно он всматривался в море.

Здесь, вдали от людей, Алитет обдумывал пути своей дальнейшей жизни. Он вспомнил старика Лёка, который оказался крепким человеком. По слухам, как ни уговаривали его пойти в артель, он не пошел.