Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник)

У нее были маленькие острые груди, легкие нежные руки, крепкие колени, подвижный живот с каплей бриллианта в пупке. Она сжала его круглыми пятками, села на него, покачиваясь, как в седле. Он чувствовал ее теплую, влажную плоть. Она была похожа на лесную проворную птицу, скользящую вдоль ствола и проникающую чутким клювиком во все трещинки, впадинки и чешуйки. Ее острый сладкий язык облизал ему губы, и она оставила у него во рту драгоценную звездочку. Лучистый кристаллик таял во рту, как ломтик льда, и волшебные лучи разлетались в крови, рождая пьянящий звон. Девушка воздевала руки, отбрасывала за плечи плещущие волосы, поворачивалась в разные стороны, словно танцевала в седле огненный танец. Ему было сладко, дивно, в нем переливались изумрудные, голубые, малиновые лучи, в глазах трепетали крохотные спектры, танцевали невесомые радуги. И танцующая девушка меняла свое обличье. Становилась тяжеловесной матроной с литыми грудями и коричневыми сосками, чьи грузные бедра источали жар. Черноволосой, с жемчужным телом красавицей, чьи перламутровые ногти больно раздирали ему грудь. Пухленькой деревенской красоткой с румяными щеками и пунцовыми губками, которые она облизывала смешливым языком, и на ее полном животе волновалась упитанная складка.

Теперь над ним склонилась его жена в тот первый их вечер, когда вернулись с мороза в натопленный дом, и он жадно срывал с нее шубу, пахнущий холодом свитер, шелковую, шелестящую искрами сорочку.

Жена превратилась в африканку с пухлыми губами, фиолетовым чудным телом, и он гладил ее длинные козьи груди, густой каракуль лобка. Ее сменила немолодая, накрашенная проститутка, к которой он нырнул в ее душную, пахнущую духами каморку, и огромная постель была прикрыта стеганным лоскутным одеялом.

Женщины сменяли одна другую, и он знал, что это одна и та же женщина, менявшая маску, вовлекавшая его в восхитительный карнавал, в опасную погоню. В свете красных факелов сверкают стеклянные буруны, раздаются громкие выстрелы, скачут по палубе гильзы, лодки рывками отворачивают в сторону и исчезают во тьме. И в этой погоне, в этой страсти, в этих развеянных волосах и метущихся огнях, в этих пролетающих лодках и плещущих грудях что-то приближается к нему. Что-то самое важное и восхитительное, составляющее смысл его жизни, определяющее момент его смерти и указывающее тот тончайший луч, ту жемчужную радугу, куда умчится душа после смерти.

Полыхнуло в каюте, смывая все видения, унося непроявленную тайну. Девушка упала ему на грудь, и он чувствовал, как дрожит ее тело, как не могут успокоиться обнимавшие его руки. Он нашел ее губы и передал обратно лучистую звездочку, почувствовав, как в нем самом воцарилась блаженная темнота.

– Вера, царский подарок. – Он гладил ее маленькое атласное тело, которым она к нему прижималась. – Ты чья?

– Я мамина, папина.

– А кто твоя мама?

– Уборщица. Магазин убирает.

– А папа?

– Шофер. На грузовике в монастырь продукты возит.

– В какой монастырь?

– В Тимофееву пустынь.

Зеркальцев был поражен. Он был уловлен. Вокруг него невидимым циркулем провели магические круги, и на каждом была отмечена связанная с монастырем тайна.

– А он может меня отвезти в монастырь?

– А что тут особенного-то? Вы и сами на машине доедете.

– Нет, мне нужно тайно. Чтобы меня никто не заметил. Ни мать Фекла, ни отец Антон. Поговори с отцом.

– Поговорю.

– Я ему заплачу. Дай мне его телефон.

Он протянул в темноту руку, нащупал среди сброшенной одежды мобильник. Протянул девушке, и та, ударяя ноготками по светящимся жемчужинам, набила телефон отца.

И Зеркальцев, лежа в темной каюте, в несущейся по черному озеру яхте, вновь почувствовал острую боль, словно его настиг чей-то умоляющий зов, чей-то молчаливый, несущийся из заточения взгляд.

– Как зовут отца?

– Кузьма Трофимович.

Яхта между тем уже покинула озеро, плыла в темных, без огней, берегах Красавы. Причалила к пристани, где Голосевича поджидало несколько автомобилей.

– Надеюсь, Петр Степанович, вас не разочаровала прогулка? Наши толковательницы Алевтины разгадают финал пророчества, и мы повторим наше плаванье «по черной воде лбом вперед». Завтра утром в гостиницу за вами приедет Василий Егорович Макарцев и расскажет о дальнейших планах.

Он укатил на тяжелом упругом джипе, а Зеркальцев, чувствуя себя в центре магических колец, поглаживал в кармане телефон с драгоценным номером шофера, Кузьмы Трофимовича.

Глава 11

Едва Зеркальцев позавтракал в ресторане отеля великолепным омлетом с ветчиной, свежевыжатым апельсиновым соком и чудесным душистым кофе, как в вестибюле его перехватил предводитель православного братства Василий Егорович Макарцев. Он был одет в легкий белый костюм с малиновым шелковым бантом, что делало его похожим на художника Никоса Сафронова. Он был торжествен, строг и обращался с Зеркальцевым, как опекун, который блюл интересы неопытного и не слишком расторопного подопечного.