Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник)

Он услышал легкий свист, в нескольких местах палубы зажглись раскаленные гнезда, и из них вверх прянули золотые ручьи, волнистые ленты, жаркие струи. Ударялись о небо, и в черноте над озером расцветали желтые лилии, алые пионы, малиновые георгины, серебряные орхидеи. Казалось, ангелы небесные держат в руках тонкие стебли, передают друг другу цветы, лепестки опадают, гаснут на черной воде.

На палубе зашипели алые жаровни, и в небо взметнулись рубиновые брызги, словно бесчисленные огненные семена засевали небо, и оно расцветало пышными клумбами, красными, изумрудными, голубыми. Словно цвел сад небесный. Радужные шары отражались в озере, высвечивали воду до дна, и в разноцветной воде ходили кругами рыбы, золотилась их чешуя, метались золотые хвосты, круглились рубиновые глаза.

На тонких золотых паутинках взлетали ракеты, превращались в стеклянные шары, облака светящейся пыльцы, стремительные спирали, которые носились в небе, выписывая затейливые иероглифы, и казалось, множество комет гонялись одна за другой, распушив перламутровые хвосты.

Было светло как днем. Виднелся берег с разноцветной водой и черными лодками. Прибрежная деревня с тесными избами, огородами и деревьями. Из домов, разбуженный колоколами и фейерверком, валил народ. Заспанные мужики в рубахах навыпуск. Простоволосые женщины, иные босиком. Ребятишки, ликующие, воздевающие руки к небесным букетам. Народ скапливался у воды, глазел на яхту. Ребятишки забредали в воду, ловили разноцветные отражения, хватали ускользавших золотых и серебряных рыбин.

Слезы счастья, которые катились из глаз Зеркальцева, были красными, зелеными, синими, и ему хотелось устремиться вслед за ракетами в небо, туда, где «Млечный Путь расцвел нежданно садом ослепительных планет», предвещая преображение мира, рождения в нем благодатного слова, появления чудесного небожителя.

И словно сбывалось его предчувствие – от палубы взмыл крутящийся серебристый клубок. Ударился в небесах о невидимую преграду. Будто разбился стеклянный сосуд, и из него во все стороны полетела серебристая дымка, вспыхивающая блестящая пыльца. В небе над озером возникло серебристое облако, и на нем проступило, из теней и света, лицо Голосевича, царя с серебряным лицом. Некоторое время мерцало, колебалось, а потом растворилось среди звезд и туманов.

На мачте зажегся яркий, как белая плазма, прожектор, превратив палубу в голубой чистый лед. На флагштоке, рядом с Андреевским стягом, взвился черно-золотой имперский стяг и шитый серебром штандарт с крестом и царской короной. В громкоговорителе грянул бравурный марш одного из императорских гвардейских полков. Зеркальцев не мог вспомнить, какого именно. И ему открылась природа женских голосов и смеха, которые иногда раздавались из нижних кают. На палубу бодро, улыбаясь и сияя свежими прекрасными лицами, выскочили четыре девушки, все стройные, легкие, в коротких юбках и сафьяновых сапожках, в гусарских ментиках, блестя киверами, вспыхивая обнаженными наголо саблями. Под звуки марша они стали маршировать, выделывая сложное, замысловатое дефиле, похожее на грациозный танец. То выбрасывали вперед свои прекрасные молодые ноги. То поднимали до подбородка розовые колени. То разом наклонялись, так что из-под коротких юбок становились видны их прелестные ягодицы. То садились на шпагат. То делали мостики, открывая свои батистовые полупрозрачные трусики. Вдруг начинали рубиться саблями, осыпая с клинков огни. То сбрасывали ментики, оставаясь в одних коротких топиках, блестя лучистыми бриллиантиками в пупках. Одна из девушек с васильковыми глазами и темными выгнутыми бровями, пролетая мимо Зеркальцева, послала ему воздушный поцелуй. И он среди озерной свежести ощутил теплый порыв душистого ветра, поднятого ее пролетающим телом, увидел, как блеснули перламутровые ноготки на ее серебристых руках.

Марш затих, и девушки, подобрав с палубы ментики, упорхнули в нижние каюты.

– Теперь мой выход, – торжественно произнес Голосевич.

На палубе в аметистовом круге света появилось кресло, резное, с позолотой, напоминавшее трон. Голосевич, величественно и мягко ступая, приблизился и встал, опершись о трон, словно позировал придворному портретисту XIX века. На нем вместо пиджака ладно сидел военный мундир и на плечах блестели эполеты. Охранник поднес и набросил ему на плечи горностаевую мантию, и белый мех с черными хвостиками стеклянно заволновался, растекаясь по палубе. Второй охранник поднес ему мегафон, и Голосевич направил его туда, где в сумерках, под погасшим небом столпились жители деревни Блюды.

– Мои верные подданные, – певуче и задушевно начал Голосевич, выдувая из мегафона идущие от сердца слова. – Да сбудется предсказание святого старца Тимофея, и вы, «лещ с тарелкой», встретили своего государя, «царя с серебряным лицом». Это я, ваш царь, приплыл к вам «по черной воде лбом вперед»…

Зеркальцев различал толпу на берегу, белые рубахи мужиков, голые ноги баб, поднятых колоколами из постелей. Ребятишки сновали у воды, черпая ее, словно надеялись ухватить погасшие цветные отражения.