Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник)

Зеркальцев испытывал сладостное безумие, словно надышался эфира. Явь, в которую он был погружен, казалась бредом, и он плыл в его перламутровых прозрачных волнах.

Глава 10

Все, что происходило с ним в Красавине, напоминало расплывчатый сон, когда в кровь попадают дурман болотных цветов, отвар из пьяных грибов, ядовитые цветные лучи из магического фонаря. Он старался понять, где проходит грань, отделяющая сон и явь. Где кончается реальность и начинается сказка. Где рассудок теряет свои закономерности и погружается в помрачение. Ему казалось, он помнит момент, когда искривилось пространство и время, и он, подхваченный винтообразным вращением, покинул реальность. По спирали ввинтился в узкую горловину на трассе, где стояла одинокая обгорелая ель. Вынырнув по другую сторону реальности, очутившись в потустороннем мире таинственных старцев, безумных кликуш, венценосных владельцев рынка, загадочных пленниц, несущих свой крест в заточении. И если сесть в великолепный салон ХС90, помчаться обратно по трассе, достичь обгорелой ели, то можно вновь совершить винтообразный рывок. Выскочить из заколдованного пространства, вернуться в привычную, неопасную реальность автомобильных салонов, московских вечеринок, необременительных скоротечных романов. И на зеркально-черном корпусе автомобиля исчезнет вмятина от дикого камня, пущенного злобным ребенком.

Так думал Зеркальцев, оставаясь во власти неведомых чар, продолжая свои отношения с новыми знакомцами – обитателями потустороннего мира.

Вечером он уже находился на берегу реки Красавы, у деревянной пристани, к которой была причалена огромная яхта Голосевича, белая, с просторной палубой и хрустальной рубкой, над которой развевались два флага – Андреевский и черно-золотой, имперский.

– Мы должны сегодня же ночью пересечь «черные воды» Лобненского озера. Достичь деревни Блюды, где обитает «лещ с тарелкой». И обратить местных пиратов и бандитов в «разбойников благоразумных», готовых присягнуть «царю с серебряным лицом». Я – Удерживающий. Мне надлежит запечатать зло, замкнуть врата адовы. Преобразить разбойников в праведников.

Так говорил Голосевич, проводя Зеркальцева по трапу на борт яхты, и его лицо в вечернем свете мерцало таинственным серебром.

На палубе был накрыт стол на двоих. Зеркальцев с Голосевичем заняли места за столом, и им был предложен ужин. Холодное мясо, вяленое, копченое, посыпанное перцем и специями. «От жертвенного тельца с молитвой очищения», – говорил Голосевич, накладывая Зеркальцеву на тарелку. Рыба во всех видах – жареная, варенная в соусах, тонкого засола и копчения. «Из нашего озера Лобное, „по черной воде“ которого нам предстоит проплыть». Огурцы, помидоры, грибы, душистые огородные травы. «Все с торжища, из которого воздвигнется царство».

Яхта мягко отчалила и, бархатно рокоча могучим двигателем, уже плыла по Красаве, среди темно-зеленых берегов, на которых в сумерках белели церкви и золотые фонари отражались струящимися веретенами.

Дул прохладный ветер с невидимого озера. Телохранители Голосевича принесли два теплых пледа и заботливо укутали восседавших за столом собеседников. Зеркальцев отпивал из бокала итальянское вино, смотрел на белевшие в темноте церкви, и ему казалось, обнаженные купальщицы вышли на берег в прекрасной наготе, готовы погрузиться в студеные воды.

– Вот вы давеча, Петр Степанович, оригинально истолковали пророчество старца о заре и невесте Христовой, которая встретит царя с серебряным лицом. Что, дескать, царь проедет в монастырь к монахиням через бывший колхоз «Алая заря». В разговоре с Василием Егоровичем Макарцевым вы поспешили отказаться от своего толкования. А напрасно. И такое толкование возможно. Пророчества старца Тимофея даны нам в виде притч и иносказаний, и чем возвышенней и духовнее толкователь, тем ближе к истине само толкование. Вы видели сегодня, какого труда и духовного подвига стоили Алевтине Первой и Алевтине Второй их толкования. Каждая в силу своих духовных возможностей поднималась на определенный этаж ноосферы и отыскивала там смысл притчи. Но на более высоких этажах ноосферы таится иное, более полное толкование, иной раз отрицающее смысл предыдущего. Все толкования верны, и мы выбираем то, которое под силу нашему разумению. Толкование становится жизнью, отражающей уровень нашего понимания. Существует множество вариантов толкований и соответственно множество вариантов самой жизни. Не удивляйтесь, что помимо этой окружающей нас реальности, – Голосевич повел рукой по сумрачным берегам, сине-зеленой ночной волне, бегущей за яхтой, по тонкой мачте, на которой горел хрустальный огонь, – помимо этой реальности существует совсем иная, соответствующая иному толкованию.