Ализея. Наследница

Комната для девочек, куда мы вошли, выглядела удручающе. Жуткие тряпки вместо штор на окнах, деревянные аккуратно заправленные кровати в два ряда, по семь в каждом, накрытые старыми потертыми одеялами, около каждой маленькая тумбочка для личных вещей, в углу один общий шкаф для одежды.

Орин посадил Мирцу на одну из кроватей и сказал, глядя ей в глаза:

– Мир, сиди здесь и никуда не уходи, я за тобой приду, – и, дождавшись ее согласного кивка, повернулся к нам. – Идемте в мою комнату, там сейчас никого нет.

Комната для мальчиков не особо отличалась от комнаты для девочек, только вот здесь было несколько не заправленных кроватей и легкий хаос на тумбочках. А обстановка и количество кроватей то же.

Орин сел на свою, третью от двери, как раз заправленную, и выжидающе на нас уставился.

Мы присели на соседнюю кровать напротив мальчика, и переглянулись, решая, кто начнет. Ари кивнул в сторону мальчика, намекая, что раз я начала диалог, мне и продолжать.

– Орин, расскажи, пожалуйста, с самого начала, что ты помнишь, – попросила я.

– Когда пришли те люди, мы игрались у Вдовы, ее все так называли. Мы и не поняли, что случилось, когда что-то загремело и потом кто-то закричал. А после я услышал голос старосты. Он кричал: «Разбойники! Наших бьют!» Вдова сказала: «Сидите тихо!» и вышла, закрыв нас в хате. Страшно было, что-то бабахало, все кричали, кто от боли, кто от злости. Мы сидели, как мыши, боясь пошелохнуться, чтобы разбойники не узнали, где мы прячемся. Потом, когда стемнело, все стихло. Равка вернулась, да не сама. Мужика в дом приволокла, чуть живого. Начала мази ему накладывать, а он как увидел нас, расстроился сильно. Сказал ей: «Ты зачем меня к детям привела?» Она только плечами повела и продолжила его мазюкать. Тогда он отодвинул Вдову и попросил, ткнув в меня пальцем: «Эй, малый, как тебя, принеси, там у порога сума моя лежит» Я вышел на улицу и там нашел у порога торбу его. Принес ему, а он начал в ней рыться, потом попросил у Вдовы воды в чашку, развел там порошок какой-то и сказал: «Дай выпить всем детям» Равка напоила сперва Мирцу, потом Янци, остаток я выпил. А утром староста зашел проведать раненного. Тот уже помирал, покрывшись черными пятнами. Плюнул в пол тогда староста и с криком: «Вот баба-дура!» вылетел из хаты. А тут и ейное лицо тоже начало черными пятнами покрываться. Она тогда взяла нас за руки и вывела из хаты. На пороге попросила меня: «Присмотри за Мирцей» и дверь в хату за собой закрыла. Я повел малышей к своей маме, а оказалось, что ее и папку еще вечером разбойники убили. Так и сидели мы втроем в моей хате, когда наши по команде старосты палили хату Вдовы с нею и ее раненным. Они еще живы были, – и Орин, отвернувшись от нас, смахнул слезинки.

Некоторое время мы молчали, давая возможность мальчику справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Он же тер кулачком катившиеся градом слезы. Мне в этот момент так жалко его стало, аж защемило в сердце, и до того жалко было от того, что понимала, какую трагедию они перенесли, но сейчас совсем накатило. Захотелось его прижать и погладить по голове. Но не даст же, только оттолкну, и больше не захочет говорить. Подождав немного, пока ребенок справится со своими эмоциями, я решила продолжить разговор.

– А как ты знал, что они еще живы были? Ты же сам говорил, что когда выходили из дома, он уже умирал.

– Но не умер же, – звонко ответил Орин. – А она кричала сильно, ругалась, обзывала их зверями дикими, что палят, не дав умереть спокойно. Жутко было, я Мирце все уши закрывал, а она мелко дрожала и плакала. И до сих пор во сне иногда плачет, маму зовет. Мы из дома и не выходили. Я нашел в печи кашу и пироги, тем и питались. Слышали, как причитали наши, проклинали разбойников, что заразу принесли, стали помирать, как мухи. Но я не пускал детей на улицу, даже когда Янци к мамке своей просился, не пускал, знал, что он тоже может помереть. Потом, дней несколько прошло, когда у нас еда закончилась, я из погреба грибы да соленья таскал, да последнюю краюху хлеба делил по крохам. Потом зашумело, загрохотало, начали хаты гореть одна за другой, только уже никто не кричал, поумирали все. Когда наша хата загорелась, я загнал детей в погреб, там и отсиделись, пока маги пришли. Они нас и вытащили, ругались, жуть, что не проверили, когда начали деревню палить. И удивлялись, почему мы не заболели. Забрали в город, изучали, потом сказали, что порошок, что нам разбойник раненный дал, спас нам жизнь. И отправили сюда.

– Так ты говоришь, торбу разбойника забрал староста? – переспросил Аридиэль.

Орин кивнул:

– Да, он всегда все к себе тащил, жадный был. Деревенских обижал дюже.

– Понятно. Скажи, Орин, кто к вам приходил так часто с вопросами?